А в ночь перед свадьбой несколько детей из городка, пришли к нашему дому, украсили въездные

ворота цветами и повесили на железные пики кованой ограды две пары домашних тапочек по

старой итальянской традиции, обещающей супружеское блаженство (Факт Номер Тринадцать).

Они также подарили мне прекрасный венок из цветов, чтобы я надела его в свой Большой День…

который оказался букетом из цветков чеснока, как я обнаружила, одев его на голову (Факт Номер

Четырнадцать). Но я все равно оценила их заботу.

Те же дети в семь утра того самого Большого Дня забарабанили в нашу дверь. Поскольку я

оделась раньше Бенджамина, то ответила на стук. Два маленьких херувимчика подняли на меня

взгляд и пояснили на ломаном английском, проникновенно глядя своими огромными глазками,

что им очень жаль, но мэр позвонил по телефону и сообщил, что футбольный матч передвинулся

на час раньше, поэтому не может быть и речи о проведении бракосочетания в этот день.

В ужасе ахнув, я схватилась за корсаж свадебного платья, глаза мои наполнились слезами.

И вдруг ребятишки расхохотались и заорали: «С Первым апреля!»

Я отняла руки от сердца и попросила их сыграть эту же шутку с Бенджамином, чья реакция

удовлетворила детишек гораздо больше, чем моя, поскольку он, к их бесконечной радости, долго

ругался по-английски.

Полтора часа спустя свадебная процессия, состоящая из нашей хозяйки, переводчика, его жены и

дочери, нашего самозваного фотографа, ее мужа и их сына, Инго и двух его друзей из Бонна,

Бенджамина, меня и толпы деревенских ребятишек и их собак, прибыла к Sala Consiliare[3] Диано-

Сан-Пьетро.

Явно удивленный, что мы действительно появились, мэр быстренько снял свою судейскую форму

и натянул пиджак, галстук и перевязь мэра (Факт Номер Пятнадцать).

Наше бракосочетание прошло с гораздо большей торжественностью и помпой, чем кто-либо из

нас ожидал. Перед церемонией Инго, шафер Бенджамина, подарил мне свадебный букет, а моя

подружка невесты – подходящий букетик на корсаж свадебного платья. Потом фру Шумахер и

Инго засвидетельствовали наши подписи в registro degli atti di matrimony[4] Диано-Сан-Пьетро.

По словам переводчика мы с Бенджамином поклялись, среди всего прочего, всегда жить вместе и

позаботиться о том, чтобы наши дети посещали пристойную школу. Ни одна свадебная

церемония, на которой я присутствовала с тех пор, не показалась мне столь же милой – и точной

по своей сути – как наша итальянская.

После обмена кольцами и поцелуями мэр провозгласил нас мужем и женой, и гости разразились

возгласами и аплодисментами. Потом мэр упросил нас сфотографироваться вместе с ним, а

секретарио – сделать пожертвование на сумму сто тысяч лир в «Фонд детей коммуны Диано-Сан-

Пьетро». В registro[5] «Фонда детей» мой муж написал: «Правда же здорово, что мы решили не

жениться в Лас-Вегасе, как все нормальные американцы?»

Потом мы все повалили через улицу напротив, в офис postino[6], чтобы отправить телеграммы,

после чего насладились свадебным бранчем в ресторане, который согласились открыть так рано

только ради нас.

Именно во время бранча мы узнали о Факте Номер Шестнадцать: наша хозяйка работала в СС, а

ее сын сидел в тюрьме за то, что ограбил все дома, находившиеся рядом с ее домом. Да, мама-

нацистка опасного уголовного преступника была подружкой невесты на моей свадьбе. И она была

такой милой! Откуда же мне было знать?

«У каждого парня есть сердце» заканчивается письмами от родителей жениха и невесты,

выражающими их пылкое желание устроить вечеринку для молодой пары, против женитьбы

которой они так сильно возражали вначале.