Когда я вынырнула из яблочного наваждения, солнце стояло в небе уже намного ниже, тени стали длиннее, а цвет лучей — гуще. Соседний шезлонг пустовал. И спросила я у сосен: где Аида? Не ответили мне сосны: не до меня им было, глубокомысленным и гордым.

Поднявшись на ноги, я потянулась. Мне захотелось нырнуть в малинник, и я скользнула в его прохладу. Царапая руки, я срывала крупные ягоды, клала в рот и давила на языке, и в горло мне проливалась малиновое вино вечера. Двухметровые кусты покачивали верхушками у меня над головой, и я, пытаясь дотянуться к самым верхним ягодкам, встала на цыпочки…

На фоне упавшей мне на глаза пелены мрака на меня мчались блестящие глаза. Вспышка сиреневого света озарила оскаленную пасть с длинными клыками и бледное лицо… Вроде бы человеческое, но от него веяло могильным ужасом и холодом.

Выкарабкавшись из малины на четвереньках, я бросилась к дому, задыхаясь и хрипя:

— Аида… А… А… Аида…

Она уже спешила мне навстречу — уже успевшая переодеться в чёрные леггинсы и шёлковую фиолетовую тунику с высокой талией, расширяющимися книзу рукавами и каким-то этническим орнаментом по подолу.

— Алёна!

Мои колени подкосились, но она не дала мне упасть, прижав к себе. Гладя меня по волосам и заглядывая в глаза, она спрашивала встревоженно:

— Что такое? Что с тобой?

Я не могла ничего выговорить: слова слиплись в удушающий ком, который невозможно было ни проглотить, ни выплюнуть.

— Ну-ка, пошли!

Через пять минут я сидела на кровати, навалившись на подушки. Аида поднесла мне рюмку какой-то очень крепкой настойки и велела залпом выпить, а закусить дала кружком апельсина. Взяв моё лицо в свои ладони, она заглянула мне глубоко в глаза, и её лицо посуровело, брови жёстко сдвинулись.

— Кто это? — только и смогла выдохнуть я. — Лицо… как у человека, а клыки… Кто это?

Глава 8. Охотница

Аида стояла у окна, глядя на кроваво-алый закат. Её волосы были гладко зачёсаны и собраны в хвост высоко на затылке, открывая длинную изящную шею, а руки — скрещены на груди. Вся её поза выражала суровую задумчивость и принятие непростого решения.

— Вампир, — сказала она наконец.

— Что? — пролепетала я.

Она повернула ко мне лицо, черты которого, как мне показалось, заострились и стали жёстче. Глаза мерцали твёрдыми и холодными изумрудами.

— Ты хотела знать, кто на тебя напал? Я отвечаю — вампир. Это и есть та правда, к которой ты не готова.

— Но ведь это всё — сказки, — вывалился из меня комок жалких, смятых слов.

— Я хотела бы сказать — да, сказки… Когда-то я тоже так думала. Пока не узнала, кто я. — Аида закрыла глаза.

Я почти не чувствовала своего тела, мягкость постели подо мной стала призрачной, а перед глазами стояли эти клыки. Нет, та чёрная тень мне не померещилась, нападение было. Это — реальность. И вдруг передо мной вспыхнула картина сегодняшнего утра: Аида кусает тост с яйцом. Клыки! Волна холода накрыла сердце: сказка становилась былью.

— Ты всё-таки заметила необычное строение моей челюсти, как я вижу, — сказала Аида. — Да, сегодня я немного расслабилась, подпав под твоё очарование, и забыла об отведении глаз… Клыки выдвигаются из особых пазух при необходимости.

Она приподняла верхнюю губу, и я увидела её белоснежный оскал: теперь клыки стали крупными не только в ширину, но и в длину.

— Нет, это не то, что ты подумала. Я — не одна из них.