В таком духе сёстры мило беседовали после пятнадцатилетней разлуки, а мне захотелось пройтись: что-то тоскливо и невыносимо горько стало в груди. Чувствуя себя лишней, я забрела в живой зелёный лабиринт из туи, добралась до беседки в центре, посидела там немного в уединении и тишине, а когда захотела выйти, то поняла, что заблудилась. Куда ни сверни, куда ни оглянись — везде были только стены из живой изгороди выше человеческого роста. «Спокойно, сейчас выберемся», — сказала я себе и стала искать выход. Но не тут то было: после пятнадцати минут плутания я снова вернулась к беседке.

— Тьфу ты! — Я устало опустилась на скамейку.

Вторая попытка оказалась удачной. Я выбралась из лабиринта, но когда отыскала место, где оставила Аиду с Эрикой, там никого не было. Качели пустовали.

— Ну да и фиг с вами, — сердито плюнула я. — Хоть покачаюсь. Что-то детство в одном месте взыграло.

Качаться было здорово. Восторг от чувства полёта щекотал диафрагму, душа становилась легче воздушного шарика и устремлялась к небу… Солнце, пробиваясь сквозь крону дуба, кололо глаза острыми лучиками, ветер обнимал тело и шаловливо задирал подол юбки. В детстве я любила прыгать с качелей — рискованное удовольствие, но какой адреналин! Ну-ка… Хоп! Устояла на ногах. Супер! А ну, ещё раз!

Второй раз я раскачалась посильнее и на ногах не устояла, но успела выставить вперёд руки и приземлилась на них. Ладони саднили, но густая трава смягчила удар. Ничего, зато какой холодок восторга во время полёта!

Бог любит троицу, но у меня третий раз получился последним. Приземление было неудачным: подвернулась нога. Шлёпнувшись на траву, я застонала от сильной боли в щиколотке. Вот тебе и «хоп»…

— Ммм, — стонала я, растирая сустав. — Йо-о-ошкин кот…

Ступать на пострадавшую ногу было решительно невозможно. От резкой боли я тут же взвыла и снова опустилась на траву.

Шуршание торопливых шагов, и…

— Алёнушка! — раздался голос Аиды. — Что случилось, принцесса? Что с ножкой?

Присев рядом, она щупала и гладила мою ногу, а глаза были полны искреннего беспокойства и нежного сострадания. Моё сердце сладко ёкнуло и растаяло.

— Видимо, растяжение, — предположила Эрика, подходя ближе. — О, какая жалость…

— Да что-то детство захотелось вспомнить, — прошипела я, морщась. — Попрыгать с качелей…

— Ну вот, допрыгалась, — проворчала Аида. — Эрика, в доме не найдётся льда?

— Отчего же нет, — отозвалась та. — Найдётся и лёд, и бинт для повязки.

Без дальнейших вопросов Аида подхватила меня на руки и понесла в дом. Это было чертовски приятно, несмотря на боль в ноге. Обняв её за шею, я тихонько пожаловалась ей на ухо:

— А ещё я в лабиринте заблудилась…

— Ну вот, а мы тебя везде ищем, — сказала она. — Что-то ты чудишь сегодня, принцесса.

Я была водворена на кровать и стала объектом нежных забот Аиды. Она наложила тугую повязку на мою ногу и приложила к ней пакет со льдом, принесла мне стакан яблочного сока. Я сконфуженно вздохнула:

— Аида, мне жутко неудобно… но я его терпеть не могу.

— В самом деле? Хорошо, принцесса, тогда, может, минералки? — с готовностью предложила Аида.

— Да, спасибо…

Я одновременно и ругала себя мысленно, и упивалась заботой Аиды, видя её неподдельное участие и сострадание. Ведь она эмпат, вспомнилось мне, а значит, чувствует мою боль… Ну и идиотка же я. Вздумала ревновать её к сестре… Это уже ни в какие ворота.