Я попала в большое помещение полуподвального типа, с низким потолком, тускло освещённое. Во всю его длину тянулись в несколько рядов двухъярусные нары, на которых лежали укрытые простынями люди. Будто бы натолкнувшись на невидимую стену, я замерла в удивлении и испуге, но потом присмотрелась и поняла, что это не трупы: их животы и груди под простынями чуть заметно вздымались. Рядом с каждым торчала на штативе воронка, трубка от которой вела человеку в нос. Люди как будто спали или пребывали в коме, волосы у всех были коротко обрезаны — и у мужчин, и у женщин. На всех были надеты казённые рубашки, напоминающие больничные.

Сколько их здесь? Я обвела взглядом помещение. Наверное, больше сотни… Зачем их здесь держат? Что с ними? Вряд ли вампиры будут держать подпольное отделение для коматозников… Впрочем, догадаться несложно.

— Да, это доноры. Мы уже давно не убиваем ради пропитания.

Я вздрогнула и обернулась. За моей спиной стояли Эрика с Аидой.

— Не бойтесь, боли и страданий им не причиняют, — сказала Эрика. — Они ничего не чувствуют — спят и видят приятные сны, в то время как за ними ухаживают, кормят через зонд специальной питательной смесью, вводят витамины и препараты, усиливающие кроветворение. Помещение вентилируется и озонируется, здесь поддерживается постоянная комфортная для человека температура.

— Жуть какая, — пробормотала я, обводя взглядом ряды тел на нарах. — Несчастные…

— Почему же? — усмехнулась Эрика. — Они не испытывают дискомфорта и боли, им регулярно воздействуют на мозг, чтобы вызывать приятные сновидения, а за физическим здоровьем и полнокровием тщательно следят.

— Всё равно — ужасно, — сказала я, направляясь к выходу.

— Ничего не поделаешь, нужно же нам как-то питаться, — проговорила Эрика, следуя за мной. — Люди разводят домашний скот для еды, и никто не говорит, что это кошмар.

— Значит, люди для вас — что-то вроде скота, — хмыкнула я. — Понятно.

Мне было всё более неприятно и тяжело здесь находиться. Все эти шорохи по углам и неуловимые передвижения, всевидящее око Саурона… тьфу, то есть, сумрака, лицемерная учтивость Эрики и её манера подцеплять Аиду под руку и уводить в уголок… На шестой день мои нервы не выдержали, и поздним вечером, вместо того чтобы пойти в постель, я вышла на балкон, к луне, и дала волю слезам. Стоя среди благоухания цветущих кустов и любуясь озарённым луной садом, я рыдала, как барышня из романтического любовного романа девятнадцатого века. Хотелось взмахнуть крыльями и улететь отсюда прочь — домой.

— Отчего юная мадемуазель плачет? Её кто-то обидел? — промурлыкал сумрак у меня за плечом, блестя глазами.

— Осточертело всё, — выговорила я с трудом. И снова — бурный взрыв рыданий.

— Ну-ну-ну… — ласково сказал сумрак. — Так-таки всё?

— Всё, — всхлипнула я. — Домой хочу…

— М-м-м, весьма, весьма сожалею, — проговорил сумрак огорчённо, обвиваясь вокруг меня. — Мне жаль, что вам так грустно в эту чудесную ночь. Только взгляните, какая красота!

— Да мне пофиг, — буркнула я.

— Ясно, — вздохнул сумрак. — Тогда не лучше ли вам пойти в постель? Утро вечера мудренее. А с лучами солнца растает и ваша печаль.

— У меня всё рвётся на части! — воскликнула я, вцепляясь пальцами в топик на груди. — Это невыносимо!

— Так, в постель, в постель, — безапелляционно приказал сумрак.