Последний раз я проделывала эту процедуру еще в “прошлой жизни”. Пенные сугробы, пахнущие сиренью, грозили перевалиться через край. Звук разбивающейся о воду струи казался райской музыкой. Сначала я просто блаженствовала, а потом в голову против воли полезли совершенно ненужные мысли.

Послушай, дорогая, прекрати это! Да, Корнилова жаль. Как бы там ни было, какой бы он там свиньей ни оказался, зла я ему не желаю. Но если подумать, как он со мной обошелся… Хотя, конечно, вся эта опупея – не слишком адекватное наказание за глупость и жадность. Правда, если он действительно в сговоре с Ладыниной…

Я разозлилась на себя и шлепнула рукой по шапке пены – хлопья полетели в разные стороны, залепив рот и нос. Смыв пену и проморгавшись, я снова, как и утром, подумала, что Антон какой-то… неправильный. В моем представлении банкир должен жить совсем по-другому. А у него ни дача, ни квартира особой роскошью не отличались. Нет, вся обстановка, техника подобраны со вкусом, вещи, безусловно, дорогие. Если бы я внезапно разбогатела, вряд ли бы мне пришло в голову завести золотой унитаз или кровать, инкрустированную перламутром. Но то я, а то банкир. Похоже, я с каким-то снобизмом наоборот напрочь отказывала состоятельному человеку в возможности обладать вкусом и чувством меры.

Впрочем, я была рада тому, что ошибалась. Может, что-то в этой квартире я и заменила бы, но в целом мне все нравилось. И отделанный светлым деревом просторный холл. И гостиная всех оттенков светло-коричневого: от палевых обоев до ковра и штор цвета молочного шоколада. И светло-зеленая спальня с огромной кроватью, на которой не только я, но и сам Антон мог спать поперек. И кухня, где чего только не было, а для чего предназначены некоторые штуковины, я могла только догадываться. И ванная, неправдоподобно большая, серо-голубая, с орнаментом в виде греческого меандра. Ни зеркал на потолке, ни прочего выпендрежа. Даже вместо ожидаемой джакузи – обычная голубая ванна, только длинная и широкая. Впрочем, вон тот шкафчик не очень, можно бы и получше подобрать. И весов не видно.

Аллочка, а не слишком ли всерьез ты вдруг стала себя воспринимать?

Не успела я ответить на этот животрепещущий вопрос, в дверь постучали.

- Что случилось? – рявкнула я, потому что от неожиданности чуть не захлебнулась.

- Алла Валентиновна, вы там долго еще будете? – спросил смутно знакомый мужской голос. С большим трудом удалось сообразить, что это Леонид.

- А что?

- Надо ванную проверить. Но мы можем и подождать.

- Да, подождите минут пятнадцать, пожалуйста!

Вот черт! Я лихорадочно стала перебирать шампуни на полке. Фен! Вот он, на крючке, в пластиковой сумочке. Уже лучше, но все равно…

Ровно через пятнадцать минут я выскочила из ванной в халате, с полотенцем на голове и феном наперевес. Леонид и еще двое незнакомых субъектов, похожих на “людей в черном”, сидели на кухне. На столе, рядом с кофейными чашками, громоздились неведомые мне приборы. Я шмыгнула в гостиную и закрыла за собой дверь.

Фен оглушительно ревел, поэтому ни шагов, ни стука в дверь я просто не услышала. Откинула с лица еще влажные волосы и увидела стоящего на пороге Леонида. Он смотрела на меня, удивленно моргая.

- Что? – спросила я растерянно-нахально и выключила фен.

Леонид молчал. Потом слегка пожал плечами и сказал:

- Мы закончили.

- Нашли что-нибудь?

Он снова помолчал, словно размышляя, стоит ли мне что-нибудь говорить.

- Нет, не нашли.

После чего развернулся, как солдат на параде, через левое плечо, и вышел. Я с трудом перевела дух.

На столе лежала записка: “Если ничего не найдут, позвони матери. Она беспокоится”.

Еще бы! Сначала звонит какой-то мужик и говорит, что доченька уехала. Потом другой мужик (а может, и тот же самый, уж не знаю, кто ей звонил) начинает ее же разыскивать.