— Кто это?

— Анархист, современник Эммы Голдман. Его убили, застрелили, в Нью-Йорке в 1943 году. Убийство так и не раскрыли. Считается, что это мафия — или кто-то еще — была против союзов, которые он пытался организовать.

Мэри заинтересовалась:

— То есть ты пишешь на итало-американские темы.

— Именно. Я изучаю итало-американские отношения.

— Вся моя жизнь — итало-американские отношения.

Энтони засмеялся.

— И что ты делаешь с Карло Треской? Проводишь расследование?

— Да. Как раз сейчас я пытаюсь получить его фэбээровское дело, ссылаясь на закон о свободе информации. Эти формальности могут свести с ума.

— Достаточно простого запроса.

— Правда?

— Конечно. Могу помочь его составить.

— Не возражаешь, если я позвоню тебе, чтобы напомнить?

— Нисколько. — Мэри порылась в сумке и достала свою визитку.

— Спасибо, — тепло улыбнулся Энтони.

— Как хорошо, что я еду домой, — пробормотала Мэри, и ей внезапно стеснило грудь. Стало отчаянно жаль Дайрена и Триш, потому что все у них шло не так, как надо.

— Дома всегда хорошо, — согласился Энтони.

— Какая радость, что ты пришла! — воскликнула Вита Динунцио, мягкими теплыми руками обнимая Мэри на пороге.

— Детка! — пробасил отец, обнимая их обеих.

— Привет, пап, давно не виделись, — сказала Мэри, и все рассмеялись: родители — ее шутке, а она — тому, что может прийти домой, когда захочет, и ее здесь любят. Так любят, что можно забыть обо всех неприятностях. Ей хотелось поскорей утопить свои печали в томатном соусе.

Отец приобнял ее за плечи, мать взяла за руку и так, все вместе, они пошли в кухню — Место-где-время-остановилось. Кухонька сияла чистотой, по стенам висели белые деревянные шкафчики, под ними — тумбочки с пластиковыми столешницами. Мэри с детства помнила каждую мелочь здесь. Церковный календарь с изображением Иисуса на небесно-голубом фоне окружали прилепленные пожелтевшим скотчем фотографии папы римского, Джона Кеннеди и Фрэнка Синатры.

— Ну и как вы? — спросила Мэри, усаживаясь. На столе она увидела несколько старых отверток. — Пап, ты что-то чинил?

— Твоя мать заставила меня работать. — Отец сел рядом.

— Наладить macchina da cucire.

— Твою швейную машинку? — уточнила Мэри. Ее мать всю жизнь шила абажуры. — Мам, ты опять шьешь?

— Si. Твой отец починил мне машинку.

— У мамы появилась бизнес-идея, — ласково улыбаясь, пояснил отец. — Расскажи ей, Вит.

— Так и есть, Мария, — сказала мать, доставая из холодильника кастрюльку с томатным соусом и ставя его на плиту.

— Что за идея, ма? — Мэри была заинтригована.

— Погоди, Мария, погоди! — Мать зажгла огонь, вышла из кухни и скрылась в гостиной.

Мэри стала расспрашивать отца:

— Она открыла дело? Но ей ведь не нужно работать, правда?

Мэри все время предлагала им деньги, а они постоянно отказывались. Для нее их финансовое положение оставалось тайной почище государственной.

— Нет, но она хочет работать. И что в этом дурного?

— Ничего, но хоть купи ей новую машинку. Вместо той старой, из подвала.

— Вместо ножного «Зингера»? Он работает как новенький.

— Пап, ну пожалуйста, — простонала Мэри.