В свою очередь копы в нужный момент отворачиваются в другую сторону. Иногда жарким летним днем, когда улицы пустеют, они заскакивают в «веселый дом» выпить чашечку кофе и поразвлечься. Мадам особо не возражают. В конце концов, если ты уличный торговец, ты не станешь возражать, если участковый, проходя мимо, полакомится яблочком с твоего лотка.
Детективам 87-го редко доставались зеленые банкноты, переходящие от клиента к проститутке, от нее — к мадам, а от той — к патрульным. У сыщиков всегда было слишком много забот; кроме того, они понимали, что и простым копам тоже нужно где-то подработать на хлеб с маслом. Да и с полицией нравов приходится делиться. Кто же откажется от жирного куска? Не стоит слишком тонко резать пирог, иначе пекарня вообще прогорит и закроется. Но из чувства профессиональной солидарности сыщики в нужный момент тоже смотрели в другую сторону.
В среду, 24 июля, в 10:20 утра, Карелла и Хоуз тоже смотрели в другую сторону. Бар Дженни был крошечной забегаловкой на углу Улицы шлюх. Большинство сделок совершалось у Дженни, но Карелла и Хоуз не нуждались в выплатах. Они обсуждали, кто такая Леди.
— Судя по тому, что я понял, — сказал Карелла, — возможно, нам придется долго ждать, пока она освободится.
Хоуз ухмыльнулся:
— Стив, может, я сам ею займусь? Ты ведь у нас человек женатый. Не хочу тебя портить…
— Я и так безнадежно испорчен. — Карелла посмотрел на часы. — Еще нет и половины одиннадцатого. Если она — та, кого мы ищем, мы опережаем нашего киллера на девять с половиной часов.
— Если она та, кого мы ищем, — возразил Хоуз.
— Ну что ж, пойдем навестим ее. — Карелла помедлил. — Тебе доводилось бывать в таких заведениях?
— У нас в 30-м было несколько шикарных публичных домов.
— Те, что у нас, сынок, шикарными не назовешь, — объяснил Карелла. — У нас тут все по дешевке. Если у тебя есть прищепка, можешь нацепить ее на нос.
Они заплатили по счету и вышли на улицу. Посередине квартала у обочины стояла патрульная машина. Двое полицейских беседовали с мужчиной и женщиной, окруженными детишками.
— Неприятности, — заметил Карелла и ускорил шаг.
Хоуз старался идти с напарником в ногу.
— А ну, потише, — говорил патрульный. — Потише, кому говорят!
— Потише? — завопила женщина. — Да с какой стати? Этот тип…
— Сбавь тон! — крикнул второй полицейский. — Хочешь, чтобы сюда приехал сам комиссар полиции?
Растолкав стайку ребятишек, Карелла подошел к ним. Он сразу же узнал патрульных и обратился к тому, что стоял ближе:
— Что происходит, Том?
Лицо женщины расплылось в улыбке.
— Стиви! — воскликнула она. — Dio gracias! Слава богу! Скажи этим дурням…
— Привет, Мама Луз! — кивнул Карелла.
Женщина, с которой он поздоровался, была толстухой с алебастрово-белой кожей и черными волосами, стянутыми на затылке в тугой пучок. На ней было свободное шелковое кимоно, в вырезе которого виднелась колышущаяся грудь. Лицо — ангельское, благородное, с изящными, точеными чертами. Она содержала бордель, пользующийся в городе широкой известностью.
— Что тут у вас? — снова спросил Карелла у патрульного.
— Этот тип не хочет платить, — ответил полицейский.
«Типом» был коротышка в летнем полосатом костюме. Рядом с Мамой Луз он казался еще тщедушнее, чем на самом деле. Под носом у него изгибалась тоненькая ниточка усов; челка уныло спадала на лоб. |