— Что вы имеете в виду? — постарался уточнить Карелла.
— Не хочет платить. Он побывал там, наверху, а теперь не желает платить по счету.
— Я всегда говорю девочкам: сперва накормите их, — закудахтала Мама Луз. — Сперва обед, dinero, а потом уже любовь, amor. Но нет. Эта дурочка, она новенькая, она вечно все путает. И видите, что случилось? Скажи ему, Стиви. Скажи ему, что я все равно получу с него деньги.
— Беспечной становишься. Мама Луз, — заметил Карелла.
— Знаю, знаю. Ты скажи ему, Стиви, пусть платит! Скажи этому Гитлеру!
Карелла посмотрел на человечка и тоже заметил сходство. До сих пор человечек ничего не говорил. Он стоял рядом с Мамой Луз, скрестив руки на груди, поджав губы, и метал на всех злобные взгляды.
— Вы детектив? — внезапно заговорил он.
— Да, — ответил Карелла.
— И вы позволяете, чтобы в нашем городе творились подобные безобразия?
— Какие безобразия? — не понял Карелла.
— Неприкрытая проституция.
— Не вижу никакой проституции, — сказал Карелла.
— Да кто вы такой, сводник, что ли? Прикрываете всех мадам в городе?
— Мистер… — начал было Карелла.
Хоуз мягко притронулся к его руке. Ситуация щекотливая! Хоуз тут же понял, чем пахнет. Одно дело — отворачиваться в нужный момент или смотреть сквозь пальцы. Но совсем другое дело — открытое попустительство. Каковы бы ни были отношения Кареллы с Мамой Луз, Хоуз не думал, что сейчас самое время из-за нее подставляться. Один разгневанный звонок начальству, и могут быть неприятности. Большие неприятности.
— Мы тут по делу, Стив, — напомнил он.
Однако, встретившись с напарником глазами, Хоуз понял, что ему лучше не вмешиваться.
— Мистер, вы были наверху? — спросил Карелла у человечка.
— Да.
— Ладно. Я не знаю, чем вы там занимались, и ни о чем вас не спрашиваю. Это ваше личное дело. Но, судя по обручальному кольцу на вашей левой руке…
Человечек поспешно убрал руку за спину.
— Судя по колечку, вам не понравится, если вас вызовут в суд, чтобы вы давали показания о существовании в городе проституции. Я, мистер, сейчас занят, как собака, поэтому оставляю вопрос на вашей совести. Пошли, Коттон! — И он зашагал вверх по улице.
Хоуз нагнал его. Затем, обернувшись, сообщил:
— Платит.
Карелла что-то проворчал.
— Обиделся? — улыбнулся Хоуз.
— Есть немножко.
— Я волновался за тебя.
— Мама Луз всегда охотно идет на сотрудничество. И потом, она мне просто нравится. Никто не заставлял того парня идти в бордель, никто не тащил его за руку. Он пришел, получил удовольствие; по-моему, справедливо, что он должен заплатить за это. Девчонка, с которой он был, занимается своим ремеслом не ради собственного удовольствия. Она пашет побольше, чем клерк за конторкой.
— Так почему бы ей не стать клерком, а? — справедливо заключил Хоуз.
— Туше, — ухмыльнулся Карелла. — Мы пришли. Вот заведение Мамы Иды.
Заведение Мамы Иды ничем не отличалось от остальных многоквартирных домов на улице. На крыльце сидели двое детишек и играли в «крестики-нолики», рисуя на асфальте куском мела.
— Прочь с дороги! — прикрикнул на них Карелла, и детишки расступились. — Вот что не дает мне покоя, — обернулся он к Хоузу. — Дети все видят. Хорошенькое же у них воспитание!
— Помнится, ты только что заявлял, что ремесло здешних обитательниц — вполне достойное занятие, — заметил Хоуз. |