С работой в больнице, разумеется, пришлось распрощаться. И с практикой в этом городе, и со всеми перспективами тоже. Наверное, мне повезло, что я избежал линчевания.

Только через несколько дней я смог взять себя в руки настолько, что стал выходить из дома.

Оставалось одно — переехать. Поселиться подальше отсюда, чтобы никакие слухи о моей тайне не достигли бы этого места. Туда, где Хэтти могли бы принимать как мою жену.

Там, где мы жили тогда, каждый стремился выследить людей смешанной крови, каждый был экспертом по выявлению цветных. Но на новом месте — таком, как я себе воображал, — достаточно было лишь поднатаскать Хэтти насчет ее речи и манер. Мой план казался мне вполне осуществимым.

Я верю, что так и случилось бы, не сложись обстоятельства иначе.

Мне попалось на глаза объявление о продаже врачебной практики здесь, в Мэндуоке. Я оставил Хэтти с ребенком и приехал посмотреть на месте.

Казалось, здесь все соответствовало моим требованиям — и удаленность от нашего города, и уединенность. Городишко был крошечный, так что рассчитывать на солидный заработок не приходилось, но зато вокруг было множество фермерских хозяйств, и я был уверен, что с их учетом мои доходы удвоятся и даже утроятся против прежних.

Решившись на покупку, я пришел к Генри Клею Уильямсу, чтобы оформить бумаги.

Нужно заметить, что тогда Хэнк еще не был окружным прокурором. Прошло всего несколько лет, как он окончил школу. Но уже тогда о нем можно было говорить как о человеке знающем и проницательном. Он сразу сумел расположить меня к себе, отнесся ко мне с полным пониманием, и я не мог не ответить ему тем же. Он дал понять, что знает, как правильно повести мои дела, и обещал мне свою помощь.

Я многим обязан Хэнку. Больше чем кому бы то ни было. Он очень умело дал мне необходимые советы, причем сначала ограничился намеками, но, составив представление о моих обстоятельствах, во время нашей следующей встречи стал говорить более откровенно.

Не нужно думать, что он сует свой нос в мои дела из любопытства. Он объяснил, что далек от стремления выяснять, какие у человека политические и религиозные взгляды или какой у него цвет кожи. Но вокруг полно тех, кто настроен иначе.

Люди с предрассудками, часто бессмысленными и позорными, имеют на них такое же право, как и мы — на свои убеждения. К тому же, похоже, что своей столицей такие люди выбрали именно Мэндуок. Иногда Хэнк бывал весьма язвительным.

Я посмеялся. Сказал, что эти люди не вызывают у меня ничего, кроме сочувствия.

— Как вести себя в этой ситуации? Что делать, если человек хочет устроить свою жизнь и собирается обосноваться в подобном месте?

— Вряд ли возможно их изменить. Разве что в результате постепенного развития, воспитания, но это вопрос времени. Не нужно только лезть на рожон. Теперь слушайте. Кое-кто из людей, которых я считаю своими близкими друзьями, не пользуются большой популярностью. Они мои друзья, Джим. Человек не должен отворачиваться от друзей. Это было бы нечестно по отношению к ним. Но ведь он не должен отделяться от общества...

— Согласен. Это тяжело, но...

— Это просто безобразие. Абсолютное безобразие, Джим. У меня частенько кровь кипит, когда я вижу, что творится в этом городе. Я не хочу сказать, что все они плохие люди. Во многих отношениях они — соль земли. Просто они страдают узостью мышления и не хотят его расширить. И если тебе вздумается взбрыкнуть, дать им малейший повод, чтобы запустить в тебя когти, — а им, черт возьми, на самом деле и не нужен никакой повод, — они разорвут тебя на куски. Я уже видел такое. Здесь, в городе, есть один человек, он подрядчик, его зовут Пит Павлов...

— Ясно, — ответил я.