|
— Потом кто-то прятал ее. Кто-то следил за тем, чтобы на Сторе-Конгенсгаде никто не появлялся. Можешь спросить Лунд. Вебер наблюдал, как он поправляет узел галстука. Потом кивнул. — Почему бы просто не выкинуть это из головы? — сказал он. — Потому что нам слабо. Послушай, ты сам не свой — что с тобой? — Ничего. Я проверял журналы учета. Единственный пакет, который в тот день был отправлен отсюда, посылала Риэ. Куда или кому — не указано. Я уверен, это была обычная корреспонденция, ничего особенного. Рубашка была только что из упаковки, с этикеткой на пуговице. Вебер принес маникюрные ножницы, перерезал и вытащил нитку, потом передал ножницы Хартманну. — Вот, воспользуйся ими по назначению, Троэльс. Люди сейчас на все обращают внимание. — Риэ отправляла пакет? И она же занималась бронированием квартиры. — Ой, да выкинь ты это из головы. Ну, не было никаких заявок на бронирование. — Вместо квартиры мы арендовали другие помещения. И это тоже делала Риэ? — Я не знаю и не хочу знать. У нас есть проблемы поважнее. — Лицо Мортена Вебера прояснилось. — Но у меня есть и хорошая новость. — Какая? — Бремер только что уволил Филлипа Брессау. — Вебер пожал плечами. — Понятия не имею за что. Брессау один из лучших в его команде. Я бы не хотел потерять такого человека за шесть дней до выборов. Хартманн никак не мог сосредоточиться. — Ты отлично выглядишь, Троэльс, — сказал Вебер. — Улыбайся в камеру, сохраняй спокойствие. Иди размажь этого старого пройдоху. В длинном коридоре, на пути к лестнице, выложенной коричневой плиткой, Хартманн ответил на звонок. — Троэльс! Вы просили позвонить. Это был Салин. — Да. Я поговорил с юристами, Эрик. Мы привлечем к суду лично вас, если вы напечатаете свои домыслы. И вашу газету. В ответ смех: — Я же пытаюсь помочь вам. Или до вас еще не дошло? — Боюсь, у меня сложилось обратное впечатление. — Вы не похожи на идиота. Так слушайте: кто-то изрядно потрудился, чтобы прикрыть вас. Может, вы об этом и не догадывались, я не знаю. Но это было сделано. — Достаточно. Больше никаких звонков, никаких вопросов, никакого иного общения. Понятно? Он остановился на верхней ступени широкой лестницы, под тяжелыми металлическими люстрами, у стены, почти сплошь покрытой батальными полотнами. Внизу он увидел Риэ Скоугор в пальто, готовую выйти на улицу. И рядом с ней, тоже одетого, Филлипа Брессау. Они стояли на синем ковре с эмблемой Копенгагена — три башни над волнами. Они спорили. Яростно. Хартманн видел, как Брессау схватил ее за ворот пальто, потом за красный шарф. Она отпрянула с бранью. Никогда Хартманн не видел ее такой разгневанной. — Хартманн? — прозвучал в его ухе голос Салина. — Вы еще там? Скоугор умчалась в бешенстве. Брессау стоял на ковре, бросая ей вслед оскорбления. Когда она скрылась в дверях служебного выхода, он поднял свой портфель, оглянулся, посмотрел наверх. Увидел Хартманна. И с кислым лицом зашагал в сторону главного выхода. — Я все сказал, вы слышали, — сказал Хартманн и дал отбой. Мартин Фреверт в кабинете Лунд терял присутствие духа под напором ее вопросов. — У нас есть все подробности. Вы арендовали автомобиль через Интернет, потом кто-то забрал его от заправки в Вальбю. — Ну и что? Машина была нужна для моей фирмы. — Где ваш брат? — Я уже сказал: не знаю. Перед ней лежали бумаги. Она толкнула их через стол: — Вы сняли со своего счета тридцать две тысячи крон. |
