|
Дело Бирк-Ларсен было закрыто и забыто. В то утро в прессе о нем не было сказано ни слова. Майер выключил телевизор. В комнате стало тихо, так как оба они молчали. Лунд вынула из-под куртки папку, полученную от Янсена. Он смотрел, как она выкладывает на стол ее содержимое. Это были фотографии, новые. — Что вы хотите? — спросил он высоким болезненным голосом. — Есть кое-что, и я хотела вам рассказать. Кое-что… Какая-то неоформленная, смутная мысль родилась в ее мозгу вскоре после смерти Вагна Скербека и с тех пор не покидала ее. Фотографии от Янсена заставили Лунд возвращаться к этой мысли еще чаще. Что-то осталось неучтенным. Что-то было совсем рядом, надо было только соединить две точки. Но ей нужна была помощь. Помощь человека, который ей доверял. — Смотрите, — сказала она. — Я вижу, значит и вы увидите. По темному лесу, мимо мертвых стволов, не дающих укрытия, бежит Метта Хауге. Задыхаясь на бегу, дрожа в рваной рубашке и джинсах, увязая босыми ногами в липкой грязи. Злобные корни хватают за лодыжки, ощерились сучья — рвут ее крепкие руки-крылья. Она падает, карабкается, выползает из отвратительных гнилых луж, пытается остановить зубную дробь, пытается думать, надеяться, спрятаться. Два ярких круглых глаза преследуют ее, словно охотники раненую лань. Они приближаются широким зигзагом, прорезают насквозь лес Пинсесковен. Голые серебристые стволы встают из бесплодной почвы как конечности древних трупов, застывших в последней муке. И снова падение, хуже прежних. Земля исчезает под ней, и ноги летят в пустоту. Молотя руками, крича от боли и отчаяния, девушка проваливается в мутную ледяную канаву, натыкается на камни и бревна, режется об острый гравий. Головой, ладонями, локтями, коленями ловит невидимую твердую землю, ускользающую от нее в темноту. Стылая вода, страх — и где-то рядом они… В ее голове дикая круговерть мыслей. Она думает о родителях, живущих одиноко на их затерянной в глуши ферме, о маленьком спокойном мире, оставленном позади. Она думает о том дне, когда ей дали крошечную розовую таблетку, о приливе блаженства, веселья, о данных обещаниях. И о предъявленных требованиях. Дешевая позолоченная цепочка болтается на ее шее, на цепочке — черное сердце из стекла. На лодыжке — недоделанная татуировка. Вдруг приходит ярость. «Кислотная магия» из Христиании творит свое зловещее чудо. Заколдовывает ее. Заколдовывает их. Она где-то на пустошах за Каструпом, затерянная в желтых травах, сотрясаемая неуемной дрожью, с колотящимся сердцем. Это посвящение, о котором она просила, ритуал, от которого она теперь не может отказаться. Метта Хауге бежит, зная, что заблудилась. Перед ней ничего, кроме пустошей, за которыми серый холодный барьер моря. Но все-таки она бежит, бежит. Падает. Падает и ждет, сжав кулаки, готовая. Вот что видит Лунд в своей беспокойной голове — отчетливо и ярко. — Фотографии… Майер не желал на них смотреть. — Я попросила Янсена вернуться и проверить кое-что. То есть проверить все, что осталось в хранилище «Меркура». — Я думал, вас уволили. — И результаты аутопсии тела Метты. Еще кассету из гаража ратуши. Мы ведь так и не занялись ею. Вы должны посмотреть. Через стол протянута фотография. — На правой лодыжке Метты следы татуировки — черное сердце, недорисованное. Я думаю, она делала ее в день смерти. Это было частью… ритуала. Он упорно смотрел в окно, жмурясь от сверкающего зимнего света. — Татуировку делали не в салоне, инструмент любительский. |
