|
— Татуировку делали не в салоне, инструмент любительский. Значит, они делали ее сами, как часть церемонии. Что-то вроде сурового испытания, которое ты должен пройти, чтобы тебя приняли в избранный круг. Майер закрыл глаза и вздохнул. — В то время существовала банда, которая называлась «Черные сердца». Они продавали в Вестербро марихуану, ЛСД и кокаин из Христиании. Она придвинула к нему еще бумаги. — Вот тут данные тех лет об этой банде. Она распалась вскоре после того, как исчезла Метта. — Что вы хотите сказать, Лунд? — Я хочу сказать, что Метта тусовалась с ними. Хотела стать членом банды. Вот почему ей дали черное сердце и сделали татуировку. Это было частью ритуала посвящения… — Вы говорили. — Если она хотела войти в банду, она должна была… С каждым словом картина становилась все яснее. Ей не хватало воздуха, кружилась голова. — Должна была что? — Позволить им делать все, что они пожелают. Принять любой наркотик, который ей подсунут. Это же была байкерская группировка, Майер. Вы знаете, о чем я говорю. Вы знаете, какую цену она должна была заплатить… Цена, которую нужно заплатить… Двое мужчин — один, которого она любила, и другой, которого ненавидела. В венах обоих растворена такая же розовая таблетка «кислоты», как у нее. Один зверь, одно желание. Пойманная грязью и топью, полуголая, орущая в падающие небеса, Метта Хауге видит их. Чувствует их. На ней чья-то рука, пальцы срывают одежду. Надо принять решение. Сдаться или бороться. Кулак летит ей в лицо, хрустит кость, взвивается крик боли и страха. Выбор сделан. Сделан в лесу Пинсесковен, где никто не услышит… — Вот, — сказала Лунд. Еще одна фотография: Нанна возле пункта охраны в ратуше разговаривает с Йенсом Хольком, просит ключи от квартиры на Сторе-Конгенсгаде и говорит, что уезжает. Картинка сильно увеличена. На ее горле, размытое и едва заметное, темнеет что-то, по форме напоминающее черное сердце. — Она надела этот кулон, когда переодевалась после школьной вечеринки. Появился он у нее еще раньше. Пернилле и Лотта обе рассказывали, что она всегда заглядывала во все подряд шкафы и тумбочки, брала чужие вещи без разрешения. — Нанна сама нашла его. Еще снимки. Теперь на них — тело, плавающее в воде лицом вниз, и детали вскрытия, проведенного позднее: огнестрельные раны; мертвое лицо с серыми усами и шрамом; полустершееся пятно на предплечье — черное сердце. — Йон Люнге. Его выловили из воды возле Драгёра в прошлое воскресенье. Выстрелы в грудь и голову. У него была такая же татуировка. Я подняла старые дела по Люнге. Когда он раньше насиловал девушек, то заставлял их мыться. Он стриг им ногти. — Мы проверяли водителя, — произнес Майер с отсутствующим лицом. — Он был в больнице. Она не была уверена, стоит ли продолжать. Майер казался очень слабым, и ее присутствие расстраивало его. — Его выписали в субботу в семь утра, это все есть в больничных записях. Вскоре после этого в агентство, через которое Люнге получал работу, позвонил Вагн Скербек. Бирк-Ларсен к ним тоже обращался, поэтому мы пропустили этот момент. Агентство дало Скербеку номер телефона Люнге. Вагн говорил с ним. Он хотел избежать неприятностей. Ради Нанны… — Но… — Вагн стрелял в вас. Вагн убил Леона Фреверта. Убил Йона Люнге. — Это факты, в которых она не сомневалась. — Он любил эту семью, вы сами видели. Любил мальчиков. Любил… — Она запнулась, пытаясь подобрать правильные слова. |
