Захожу с ведром в комнату — а он в ярости, аж в белом калении, щёки красные, прямо горят, а глаза — одни бельма, губы трясутся, слюна на губах… Мне аж не по себе стало, думаю, либо сам сейчас о земь грохнется, либо меня прибьёт.
— Интересно. А что же жёнушка? — полюбопытствовал Шумилов; рассказ горничной на самом деле показался ему необыкновенно содержательным.
— А она вся в слезах и… платочек батистовый кусает… вы не поверите, буквально ест его. Я потом этот платочек нашла — он до дыр был погрызан, его выкинуть пришлось. Представляете? Он как меня увидел — я думала, порвёт на части. Аки пёс бешеный на цепи! Уж и не помню, как вымелась оттуда. Последние дней десять у них сплошные истерики. Она целыми днями дома лежит в постели, даже прибрать себя не хочет, ходит в халате нечёсаная, шторы на окнах мне не разрешает открывать. Супруг её, хозяин, значит, мне велит — «Степанида, открой!». А она — «закрой!». Она словно каша-размазня, он же — как раз наоборот, все эти дни просто как масляный блин светится. С работы приходит — довольный, я вот в окошко вижу почти каждый день то цветы тащит, то шампанского, то фруктов…
— Послушай, Степанида, и из-за чего у них весь сыр-бор? Она, может, любовника имеет, а муж ревнует?
— Какое там, любовника! Целыми днями сиднем сидит, его со службы дожидаючись. Родных у неё нет. По крайней мере, в Питере. Есть где-то в Луге сестрица, но в Петербурге — точно никого.
— А что же тогда они делят?
— Бес их знает. Дуроплясы какие-то, сумасшедшие. Правда, летом как-то потише стало, замирение у них вышло долгое, она даже повеселела как будто. Да и он ходил довольный, всё песенки насвистывал. А теперь совсем плохо стало. Думаю я, придётся уходить от них, от греха подальше. Уж больно душу рвёт наблюдать всё это. Неровён час, поубивают друг друга, так меня же потом затаскают.
— Это уж точно, затаскают, — согласился Шумилов.
Вытащив серебряный рубль, он протянул его женщине:
— Спасибо, Степанида, ты мне много важного рассказала.
Выйдя во двор, Алексей дал рубль и дворнику, строго сказав:
— Ты, братец, никому не рассказывай о том, что я у тебя спрашивал. Потому как действительный тайный советник генерал Ламарк — человек государственный, вопросы решает нешуточные, к самому Государю на доклады допущен. А таковые персоны вокруг себя шума не терпят и интереса сторонних людей не любят. Понял меня?
— Так точно, ваше благородие! — дворник снова встал по стойке «смирно». — Спасибо за доверие, готов служить…
— Вольно, вольно! — Шумилов похлопал его по плечу. — Вот что, братец, а скажи-ка мне, цветочный магазин у вас есть по соседству?
— Да, есть. Через квартал к Неве.
— Что ж, братец, молодец, спасибо и за толковый рассказ, и за помощь, — поблагодарил дворника Шумилов. — Обязательно похвалю тебя перед управляющим.
Покинув дворницкую, Алексей Иванович направился в цветочный магазин, где купил четыре громадных — в аршин каждая — кроваво-алых розы. По его просьбе приказчик надломил стебли чуть ниже самого цветка, так что головки поникли, и обвязал букет атласной лентой чёрного цвета и бережно упаковал в большую плоскую цветочную коробку. К цветам по распоряжению Шумилова был приложен крохотный конвертик для визитных карточек, в который Алексей спрятал карточку Кузьмы Кузнецова. На оборотной стороне визитки Алексей написал: «Ждите меня через четверть часа». Он оплатил срочную доставку траурного букета в квартиру Синёвых и вышел на улицу. Приказчик заверил его, что заказ будет выполнен в течение ближайшего получаса. |