Прошло некоторое время, и соблазнительный запах мясного супа оказался непреодолимым. Надежда уловила в той стороне шевеление, потом услышала громкое чавканье.

— Ну молодец, хороший пес, хороший! — приговаривала она. — Только не спеши, не торопись, никто у тебя еду не отнимет!

Надо сказать, что Дик ел быстро, но аккуратно, ничего не расплескал и быстро управился с супом и овсянкой. Прежде чем всерьез заняться сахарной косточкой, он благодарно ткнулся в руку Надежды носом. Нос был мокрый и холодный, и это тоже был хороший знак.

— Ну вот… — Надежда растрогалась. — Что же мне теперь с тобой делать? Взять тебя в город я не могу… Представляю, что сказал бы Саша.., и Бейсик… Ну покормлю еще несколько раз, а там уж ты выздоровеешь, и придется тебе самому о себе заботиться…

Дик на секунду перестал хрустеть костью и поднял на нее большие выразительные глаза.

Надежда неожиданно почувствовала, как защемило у нее сердце. Она высыпала в миску сухой корм, осмелилась почесать Дика за ушами и виновато проговорила:

— Ты только не ешь все сразу, оставь на потом… Завтра я, наверное, не смогу к тебе приехать…

Она поползла обратно, к лазу из сарая, стараясь не оглядываться на пса.

У нее за спиной раздался громкий грустный вздох, от которого сердце Надежды еще сильнее защемило.

Выбравшись из зарослей малинника в проулок, Надежда замерла на месте, как вкопанная. Всего в нескольких шагах от нее стоял человек.

Первой ее мыслью было броситься наутек, но через секунду она поняла две вещи: во-первых, что этот человек стоит к ней спиной и, следовательно, не видел, как она с самым подозрительным видом вылезает из кустов, и во-вторых — что этот человек вообще не из тех, кому ее поведение может показаться подозрительным.

Это был тот самый алкаш, который накануне предлагал ей купить золотую цепочку и которого она позже безуспешно искала возле магазина. Надежда даже вспомнила, что его зовут Вова Чугуев. Вот так удача! На ловца, как говорится, и зверь бежит!

Господин Чугуев был облачен в тот же, что и накануне, сатиновый халат некогда синего цвета, из-под которого торчал воротник вязаной женской кофты. По-видимому, этим нехитрым одеянием исчерпывался его гардероб, который был одновременно и повседневным, и парадно-выходным, причем, скорее всего, он не снимал свою одежду и на ночь.

Алкаш, как уже было сказано, стоял посреди дороги спиной к Надежде и что-то разглядывал в пыли проулка. При этом он бормотал себе под нос, время от времени озабоченно вздыхая.

Надежда невольно отметила, что только что оставленный ею в сарае Дик производит впечатление гораздо более разумного существа, чем этот славный представитель западаловского населения. Тем не менее, движимая неуемным любопытством, она окликнула Чугуева.

Тот вздрогнул и обернулся.

— Э-э, женщина, ты это, откуда тут взялась? — проговорил он, невольно попятившись.

Проигнорировав этот вопрос. Надежда взяла быка за рога:

— Ты мне вчера цепочку предлагал, так я, того, надумала. Хочу ее купить. У тебя она еще?

Чугуев оживился. На его опухшем, заросшем серой щетиной лице возникли пятна лихорадочного румянца, и он запустил грязную лапу в глубину своей вылинявшей и засаленной хламиды.

— Есть, есть у меня эта вещь! — забормотал он с нездоровой суетливостью. — Оченно хорошая вещица, не пожалеешь… Тут она, обожди, в карманец где-то завалилась…

Волосатая рука проскользнула сквозь драный халат и высунулась из прорехи.