— А ты-то откуда знаешь? — Нина покраснела. — Ну да, я случайно слышала их разговор. Он все наскакивал на нее, спрашивал — это правда, правда, да как ты могла, да почему ты мне не рассказала… А она ему: да кто ты такой, чтобы тебе душу раскрывать? Ты, говорит, мальчишка, и в жизни ни черта не смыслишь, а туда же, рвешься меня учить! А с этой, говорит, стервой, я разберусь, не дам ей во второй раз мне жизнь поломать!

— Вот! — Надежда подняла палец. — И если принять во внимание рассказ соседки, что две женщины ругались поздно вечером, то получается, что неугомонная Ирина Горностаева успела в свое время насолить и этой девице, как бишь ее зовут-то?

— Вика Топорова, — ответила Нина. — Я тоже примерно так рассуждала, поэтому и решила с Витей поговорить. Значит, звоню я ему сегодня утром, а до этого никто трубку не брал.

Тут он ответил и говорит, что только вернулся.

У него родственники где-то под Москвой. Я и напросилась в гости, то есть по делу.

— А кто-то раньше тебя успел… — вставила Надежда.

— Да, причем буквально на полчаса! — встрепенулась Нина. — Потому что там тарелка с пельменями стояла. Так вот, когда я вошла, они еще теплые были, еле-еле пар шел.

— Господи! — вздрогнула Надежда, но потом ее осенило:

— Слушай, что мы гадаем на кофейной гуще? Если мы примерно знаем, когда Виктор был убит, то нужно просто проверить алиби этой Вики! Она работает или учится?

— Работает, в магазине сантехники, «Бахчисарайский фонтан» называется, — сообщила Нина, — она мне сама рассказывала.

— Едем сейчас туда! — решительно сказала Надежда.

«Грандиозная распродажа гидромассажных ванн!»

Однако толпы возбужденных покупателей не рвались на эту грандиозную распродажу, не выстраивались в очередь перед магазином и не записывали на ладони номера.

— Нина, подожди меня на улице, — сказала Надежда, — Вика знает тебя в лицо и может сбежать. А меня она ни разу не видела, я могу потихоньку навести о ней справки и заодно присмотреться к ней…

Надежда Николаевна вошла в магазин. Перед ней протянулся в необозримую даль длинный, как декабрьские сумерки, торговый зал, заставленный бесконечными рядами душевых кабинок и самых разнообразных ванн — чугунных и пластмассовых, овальных и круглых, обычных и массажных. Цвета их тоже поражали разнообразием — от ослепительно белых, как арктические снега, до лаково-черных, как кузов «мерседеса». Хотя преобладающим цветом был жизнерадостный и оптимистический розовый.

Напротив двери сидела за столиком темно-рыжая девица с выражением великосветской скуки на лице. Девица прижимала к правому уху телефонную трубку и вела незатейливый разговор, который состоял из однотипных повторяющихся реплик:

— А он? А она? Ужас! А она? А он? Кошмар!

Свободной рукой она накручивала на палец темно-рыжую прядь.

На Вику эта особа нисколько не была похожа. Надежда подошла к ней и вежливо обратилась:

— Девушка, я хотела вас спросить…

Продавщица, не прерывая разговора, окинула ее оценивающим взглядом и, судя по всему, поставила оценку не выше двух по двадцатибалльной шкале. Придав своему лицу выражение, с которым, по ее мнению, английская королева обращается к нищим, выпрашивающим подаяние на ступеньках Букингемского дворца, звезда прилавка проговорила:

— Ну вы же видите, что я разговариваю! — и тут же повторила в трубку:

— А она? А он?

Кошмар!

Надежда Николаевна раскрыла рот, чтобы высказать все, что она думает о рыжей нахалке, как вдруг рядом с ней появился невысокий лысый мужчина средних лет с очень значительным животом.