— Они все фальсифицировали по каким-то непонятным соображениям. Или, возможно, по совершенно понятным. Альберт был убежденным трезвенником. За двадцать лет он не выпил ни одной рюмки.
— Он никогда не ходил в бары или ночные клубы?
— Нет, конечно, мистер Шейн. Он скорее бы оказал финансовую поддержку… — Она покраснела. — Ну, я чуть было не сказала «дому, который пользуется дурной славой», но нужно было знать Альберта…
И вновь ее нервный смешок.
Ее взгляд устремился на пианино, на котором стояла фотография, очевидно, покойника. У него были пушистые кавалерийские усы, которые резко контрастировали с остальным лицом. И волосы и подбородок были неприметными. Даже на снимке глаза выглядели слезящимися. От рта тянулись усталые складки. Он явно старался выглядеть бравым воякой, но это ему не удалось.
Майкл поинтересовался:
— Ваш супруг воевал?
— Нет, его не взяли в армию по болезни. Он не распространялся на эту тему, но мне казалось, что он сильно переживал. Вообще он был болезненно застенчивым и замкнутым, ему было бы полезно повращаться среди людей с иными взглядами на жизнь.
Шейн приподнял свою чашечку, как бы намереваясь сделать еще глоток, но тут же снова поставил ее обратно.
— Застенчивые люди обычно не работают в туристических бюро.
— Его должность не требовала общения с людьми. Он занимался бухгалтерией, планировал маршруты, договаривался с гостиницами и, конечно, много занимался вопросами багажа. Вы были бы поражены, сколько люди приобретают совершенно ненужных для них вещей, которыми они впоследствии вряд ли будут пользоваться, только потому, что здесь они гораздо дешевле, чем в Америке. Альберт не жаловал туристов, в особенности женщин. Про них он рассказывал массу самых настоящих анекдотов.
Отвернувшись в сторону так, чтобы не видеть, что делает ее рука, она взяла из вазочки еще один кексик и быстро отправила его в рот.
В комнате было страшно жарко. Он чувствовал, что на лбу у него выступил пот.
— Какие, например, миссис Воттс? — заставил он себя спросить.
— Вы наверняка знаете подобные истории, — ответила она, громко чавкая, — о бесстыдницах, нескромных в одежде и в разговорах пустышках, которые хвастают друг перед другом своими случайными романами и удачными покупками. Альберт их презирал. Особенно их сентиментальное отношение к здешним туземцам.
— Это как раз один из тех вопросов, который нас занимает, — сказал Шейн. — Были ли у вашего мужа какие-то причины в тот вечер оказаться в туземном квартале? Имелись ли среди туземцев у него знакомые или друзья?
— Решительно заявляю — нет! Совсем наоборот. Место зловонное, грязное, настоящая клоака. Альберт был страшно брезгливым. Там он не мог оказаться по своей воле. Его не могли там убить… То есть убили его там, не так ли? Как я считаю, дело именно в этом. Прочитав отчет в газете, я намеревалась послать туда опровержение. Как все это выглядит? Еще один респектабельный, всеми уважаемый человек отправился на ночь к цветной потаскухе. Извините за бранное слово. Он выпил слишком много, развлекаясь в обществе воров и бездельников, и по глупости затеял с ними ссору. Все просто объясняется. Но это не так.
— Вернемся к телефонному звонку, миссис Воттс. Что в точности он сказал?
Она задумалась.
— Вот это было довольно странно, нужно признать. Я не стану вас утомлять рассуждениями об островной политике, в которой я сама ничего не понимаю. |