Тао навострил слух. Но теперь улавливал только пение сверчков. Должно быть, он обманулся.

— Негоже молодой девушке годами жить одной в пустом доме, с сомнением пробормотал он.

— А что тут особенного? Вы, кстати, можете говорить на родном языке. Я с ним знакома.

— Нет, мне куда полезнее поупражняться в кантонском. У тебя в городе есть родственники?

— Есть. Но после того, как с моими глазами случилось несчастье, я всех оставила. О, простите, совсем забыла: мое имя — Ланьли. И все-таки я думаю, вы очень важный чиновник.

— Да, ты права. Я один из приближенных высокопоставленного лица. А зовут меня Тао Гань. Хватает ли тебе денег от продажи сверчков на повседневные нужды?

— Даже более чем! Мне и надо-то немного: масляную лепешку утром и вечером да миску лапши на обед. Сверчки ровно ничего не стоят, а идут по хорошей цене. Возьмем, например, Золотой Колокольчик. За него, между прочим, дают немало серебра! Но я и не помышляю его продать! Я почувствовала себя такой счастливой сегодня утром, когда, просыпаясь, услышала его пение. — Слепая улыбнулась. — А нашла я его только вчера вечером. Мне редкостно повезло. Я случайно проходила мимо западной стены Хуада… Вы знаете буддийский храм?

— Ну конечно, Цветочная пагода в западном квартале, верно?

— Она самая. Ну так вот, я вдруг услышала голос сверчка, и он казался испуганным. Тогда я положила у стены ломтик огурца и позвала его вот так. — Девушка, вытянув губы, издала звук, забавно походивший на трель сверчка. — Затем притаилась, поджидая. Наконец Золотой Колокольчик высунулся, и я услышала, как он хрустит огурцом. А когда сверчок насытился и почувствовал себя довольным, я заманила его впустую тыковку, которую всегда ношу в рукаве платья. — Ланьли подняла голову. — Послушайте! Как сладко он опять поет, правда?

— О да!

— Мне кажется, со временем и вы смогли бы их полюбить. У вас такой добрый голос… Вы не можете быть большим и грубым. Не понимаю, как вы управились с теми негодяями, что напали па меня… А ведь оба явно вопили от боли…

— Я не боец, И если хочешь знать, далеко немолод — более чем в два раза старше тебя. Зато я многое повидал на своем веку и теперь умею за себя постоять. Очень надеюсь, что сегодня и ты получила урок, Ланьли. На свете много злых людёй, способных обидеть такую девушку, как ты.

— Вы и вправду так думаете? Вовсе нет! Чаще всего я вижу людей добрыми и сердечными. Даже если они злятся, то в основном потому, что несчастны или одиноки, не могут получить то, чего желают, или же получают слишком много из желаемого. Как бы то ни было, я готова поспорить, что у тех бедолаг не было ни медяка, чтобы купить себе самую простую пищу, не то что женщину! Сперва я испугалась, как бы меня не избили до смерти, после того как все закончится, но сейчас я уверена: они не стали бы этого делать, понимая, что я, будучи слепой, не смогу никого опознать.

— В другой раз, повстречав этих добрых молодцев, — сердито пробурчал Тао Гань, — я выдам каждому по серебряной монете за благие намерения! — Он допил чай и с довольной усмешкой подвел итог: — А что до серебра, полагаю, они будут в нем очень нуждаться, поскольку первый больше никогда не сможет действовать правой рукой, а второй, даже смыв кое-как известь с глаз, до гроба останется калекой!

Девушка вскочила.

— Какое страшное зло вы им сделали! — гневно воскликнула она. — Да еще радуетесь этому! Вы отвратительно жестокий человек!

— А ты молоденькая дуреха! — не остался в долгу Тао Гань. Поднявшись со стула, он направился к двери и уже с порога мрачно процедил: — Благодарствую за чай!

Слепая, взяв свечу, поспешила следом.