|
За голубой занавеской располагалась маленькая, изящная купальня, отделанная полированным деревом, искусно раскрашенным под мрамор. Тайвэй быстро скинул одежду, присел на корточки у кадки с теплой водой и ополоснулся, поливал себя из маленькой деревянной бадейки. Вытираться пришлось полой собственного халата, и тут Чао Тай заметил на столике сосуд с палочками лакричника. Он взял одну, разжевал кончик, чтобы придать нужную форму, и тщательно почистил зубы. Затем, оставив халат и куртку на бамбуковой вешалке, Чао Тай выскользнул обратно в одних штанах до колен — мускулистая, покрытая шрамами грудь осталась открытой. Чао подвинул стул к постели Зумурруд.
— Как видишь, я воспользовался вчерашним приглашением. — И явно не терял времени, добираясь сюда! — сухо заметила танцовщица. — Впрочем, ты поступил мудро, выбран раннее утро, так как это единственное время, когда я могу принимать гостей. — Это еще почему? — А потому, дружок, что я не простая певичка, каких бы гадостей ни болтал на этот счет Мансур. Я не торгую собой за деньги, поскольку у меня есть постоянный покровитель. И как ты можешь убедиться, взглянув на мою комнату, человек он весьма состоятельный. — Танцовщица обвела свое жилище взмахом округлой руки. — И он не слишком благоволит соперникам. — Я здесь по делу, — добродетельно вздохнул Чао Тай. — Кто говорит, что я соперник? — Я говорю. — Зумурруд закинула руки за голову и потянулась всем телом, потом зевнула и, бросив на воина быстрый взгляд огромных глаз, грубовато спросила: — Ну и чего ты ждешь? Может, ты из тех зануд, кому сперва надо справиться у гадателя, благоприятный ли сейчас день и час? Чао Тай встал и заключил податливое тело Зумурруд в объятия. За долгую, полную самых разнообразных любовных приключений жизнь тайвэй, казалось, испробовал все. Но теперь, впервые в жизни, он испытал нечто не только совершенно новое, но и как бы исчерпывающее его любовный опыт. Зумурруд удовлетворила какую-то не поддающуюся ни описанию, ни определению глубинную его потребность, взбудоражила нечто такое, о чем сам Чао Тай не имел до сих пор ни малейшего представления, но теперь ощутил как самую суть своего естества. Тайвэй понял, что не в силах жить без этой женщины, — и это открытие ничуть его не удивило. Потом они быстро помылись вместе. Танцовщица оделась в платье из голубого шелка, потом помогла облачиться и Чао Таю. На куртку с металлическими пластинами она взглянула косо, но от высказываний воздержалась. Вернувшись в покой, она подвела гостя к резному чайному столику розового дерева и небрежно обронила: — Раз мы с этим покончили, расскажи-ка мне что-нибудь о себе. Времени осталось совсем немного — вот-вот придет моя служанка, а она подглядывает за мной, получая деньги от моего покровителя. — Я предпочел бы узнать побольше о тебе! Ведь я почти ничего не знаю о твоих соплеменниках, арабах. Ты… — Арабы мне не соплеменники, — отрезала Зумурруд. — Да, мой отец был арабом, но моя мать — дешевая певичка танка. Тебя это смущает? — Ничуть! Работа на цветочной лодке — просто ремесло, и какое мне дело до цвета кожи или принадлежности к племени? Все люди рано или поздно должны стать подданными Поднебесной. И какая разница, коричневые они, синие или черные? Если мужчина хороший воин, а женщина искусна в любви, то, на мой взгляд, они люди достойные! — Ну вот, это уже что-то! Мой отец был моряком-арабом. Вернувшись на родину, он бросил мою мать с ребенком, то есть со мной. — Зумурруд налила Чао Таю чашку чаю. — Я начала заниматься этим ремеслом с пятнадцати лет, а так как подавала большие надежды, мать смогла продать меня на большую цветочную лодку. Мне полагалось встречать гостей, а в остальное время прислуживать ханьским певичкам. |
