Райэнна кивнула:

– А Джода еще говорил и о тех мелких оленях – харликах. – Она воспользовалась названием из местного языка, и Дэйн понял, что она имеет в виду тех жвачных, которых он про себя называл газелями или антилопами. – Они считаются здесь деликатесом; некоторые фермеры разводят их на мясо. Но техника охоты весьма специфична; не забудь, что копье метать нельзя – здесь на это наложен строжайший запрет, так что приходится чуть ли не догонять их, а они бегают быстрее, чем мне хотелось бы!

– Аратаку легче, – сказал Дэйн, видя, как гигантский ящер лакомится шестидюймовым насекомым, похожим на летающего термита.

– По крайней мере, нам не придется заботиться о пропитании для него, – заметила Райэнна.

– Да, – согласился Дэйн. – Для него тут на каждом кусте все равно что по сандвичу с ветчиной.

Услышав этот разговор, Джода произнес:

– В моей деревне детишкам рассказывают сказку о чудесном подземелье, где молочные леденцы растут на деревьях, как ягоды.

Когда они двинулись дальше, Марш обнаружил, что насвистывает на ходу, а минуту спустя, к собственному изумлению, он вспомнил и слова к этой полузабытой мелодии:

Там, где голубые птицы поют

И лимонадные фонтаны бьют,

Стоит Большая Леденцовая Гора!

И на Большой Леденцовой Горе

У полицейских деревянные ноги,

А у их бульдогов – резиновые зубы,

А курицы там несут вареные яйца,

А из деревянных колодцев качают пиво,

А на деревьях растет хлеб и мед…

В той песенке была и строка о бутербродах с ветчиной, произрастающих на кустах, но Дэйн не мог ее припомнить.

Вечером они прикончили остатки неприкосновенного запаса, расположившись почти у края внутреннего ущелья, где, прямо посередине Великого каньона, среди крутых каменных берегов текла Маханга. Белая вода яростно кипела внизу. Из пены, подобно клыкам, вздымались обломки скал.

– И как же мы будем переправляться через это? – спросил Дэйн.

– Жаль, что мы с Дравашем перед тем как разделиться, не договорились о месте встречи, – сказал Аратак. – За Махангой начинаются обширные территории, где легко разминуться. Но я думаю, на худой конец мы можем связаться с Громкоголосым, чтобы выяснить, жив ли Драваш…

«Вот ты и выходи с ним на связь», – мрачно подумал Дэйн. Он мало чего боялся, но этот альбинос – компаньон Драваша – пугал его, и он с ужасом думал о необходимости вновь вступать с ним в контакт, который – в чем Дэйн не сомневался – настолько же малопривлекателен и для Громкоголосого. Правда, признаваться в этом страхе он не хотел.

– Но я думаю, что мы еще не достигли той стадии, когда требуется столь крайняя мера, – сказал Аратак, глядя вниз на кипящие стремнины. – Однако здесь нам не переправиться. Даже я не смогу преодолеть этот поток без риска для жизни, а вам и соваться не стоит.

Дэйн был вынужден признать его правоту. В этом бурном потоке человеку не уцелеть.

– Пойдемте вверх по течению, – предложила Райэнна. – Если Драваш жив, он тоже ищет место, где переправиться через Махангу, и если такое место есть, он уже переправился и должен понимать, что мы, протообезьяны, и подавно будем искать брод. Я уверена, что наш капитан обладает достаточной проницательностью, чтобы предвидеть такую возможность.

И потому весь следующий день они шли вверх по Маханге, не встретившись ни с какими опасностями. Лишь однажды на них бросился какой‑то ошалелый рашас, но Аратак свернул ему шею еще до того, как Дэйн выхватил меч. Маршу же не давала покоя следующая мысль: если здесь есть известный всем брод, то о нем знают и преследователи, а значит, могут устроить там засаду.