Как змий, он осторожно гладил ее по плечу и приговаривал:
– О, диво дивное! Нет! Она – луна! На небосводе нашем сером. Извивы локонов щекочут сердце мне. Ее устам готов курить я фимиам. От восхищенья я спросить не смею, как звать тебя прекрасная княжна? Есть милость божия на свете, сошла на грудь мне благодать. Я за нее готов рыдать…
Переборщил он или девушка, наконец, пришла в себя. Но она так же быстро как уронила ему на грудь голову, быстро подняла ее. Чуть-чуть припухшие глаза с удивлением смотрели на Костю Мясоедова. Девушка провела рукой по лбу, как бы отгоняя наваждение.
– Вы кто? Поэт?
– Я? – Костя смотрел на прожженные штаны. – Я погорелец!
– Бог мой. Сигарета горела, а вы терпели? – спросила девушка.
– Я боялся пошевелиться. Вам легче сейчас? – спросил он и тут же вставил комплимент. – Вы божественно прекрасны!
Когда старуха с клюкой шла обратно, на скамейке царил мир и покой.
– Ну, то-то! – удовлетворенно заявила она, – вот и смотри на нее молодой человек все время такими влюбленными глазами.
А горе девушки, как оказалось, было обычной житейской прозой. Не вовремя она пришла домой. И застала… Молодой супруг лишь успел натянуть одеяло до подбородка, а двуногая мышка норушка спряталась за дверцу шкафа. Измена. Конец жизни… Резкий хлопок дверью, стук каблучков по лестнице, и оскорбленная Эдит оказалась на улице, а потом и груди Кости Мясоедова. Но все это он узнал потом. А пока Эдит с ужасом глядя на содеянное предложила Косте заштопать брюки.
– Я ведь профессиональная швея. Заштопаю так, что от новых не отличите.
– Я тут недалеко живу! – пролепетал Костя.
– Вот и отлично! Через десять минут я приведу их в прежний вид!
Слезы высохли на лице у Эдит. Дорога до Костиного дома заняла пять минут.
Костины родители тихо вошли в квартиру. Незнакомая девушка неописуемой красоты в гостиной штопала брюки.
– А где Костя? – окинув долгим взглядом девушку, спросила мать.
– Там! – спокойно ответила гостья. Родители проследили за ее взглядом. Их дорогой сынуля в трусах на кухне накрывал стол к чаю. Отец многозначительно кхекнул, а мать нахмурила брови увязав в одно; чай, Костины трусы и девушку. Родители предложили пить чай в гостиной. Мать бросила сыну первые попавшиеся под руки штаны.
– Оденься бесстыжий!
Мать Мясоедова грозным молчанием собиралась нагнать на гостью страху. А с девушки как с гусыни вода. Она с удовольствием стала помогать накрывать на стол. Мясоедиха успела тихо шепнуть мужу:
– Ты глянь как она уверенно достает посуду из серванта, будто не первый раз в этом доме.
Муж, не в пример жене, гордый за сына одобрительно буркнул:
– А она ничего, призовая. Вот тебе и сынуля тихоня! – и восхищенно добавил: – Сукин сын какой кусок оторвал.
– Оторвал!.. Ты на ее руку глянь!
У матери вырастившей единственного сына черные мысли зароились в голове, у гостьи на руке золотилось обручальное кольцо. Такой ли партии достойна ее единственная кровиночка? Она напомнила мужу:
– Забыл отец? У сына твоего порядочная невеста есть! При ней по крайней мере твоя поросль без штанов не ходит.
– Подумаешь! Ты смотри, только при ней лишнее не вякни!
– Не учи! Пусть чай пьет и выметается!
Благими намерениями вымощена вся наша жизнь. Чинно, вчетвером сели за стол. Сынок Костя был словно намазан медом, до приторности прилипчив.
– Кому варенье?.. А может с медом?.. Хотя если на улицу идти…
– Ты бы лучше нам гостью представил, – подал голос отец. |