— Ворона-переросток?

Девушка увидела шприц. Снотворное или яд — какая разница? Он почти сделал ей укол, а она смотрела, как игла приближается, словно жало комара. А потом — постукивание и мучитель отступил.

— Пойду, проверю, — пробормотал он, пряча шприц обратно в карман пиджака. И испарился, так быстро, что несчастная только усмехнулась. С такими рефлексами, как сейчас, она даже и черепаху не смогла бы поймать, не то что вырубить человека.

На глаза навернулись слезы. Быстрее бы все закончилось.

* * *

Когда открылась дверь, Турка как раз обошел дом кругом и практически столкнулся с историком. Пауза.

Молчание.

— П-почему… ты тут?

Именно по этому вопросу Турка понял, что все именно так, как он представлял. Историк мигом вспотел, лицо вытянулось и стало удивленным и беззащитным — на мгновение, но все же. И еще: ни капли гнева или возмущения, что в его двор проникли. Пиджак мятый, стрелки на брюках сломаны. Так наверное, и должны выглядеть уволенные преподаватели. Но не маньяки.

— Вы калитку забыли закрыть, — сказал Турка первое, что пришло в голову. Спроси его, почему именно эта фраза — черт знает. — Вот я и зашел.

В фильме или книге герой с размаху бы впечатал монтировку в голову извращенцу. А тут…

— Мы все знаем, — добавил Турка. — И уже вызвали милицию. Лучше бы вам отпустить Лену.

Это за пацана вообще произнес будто кто-то другой. Однако у историка тут же расширились глаза. Он сделал шаг назад, покраснел. Обвел взглядом двор и выдавил:

— Что… кто ты такой?

— Бежать нет смысла. Отпустите Лену, Андрей Викторович.

Турка сжимал железный брус вспотевшими пальцами, и молил бога о том, чтоб историк двинулся на него, напал, тогда был бы повод ударить его так, чтоб он отключился. Даже теперь, будучи уверенным в словах почти на сто процентов, Турка не мог взять и ударить взрослого человека, преподавателя. Тем более, такой увесистой штукой можно и убить.

А еще Турке показалось, будто историк его не узнал. Собственно, он и сам походил лишь на карикатуру прежнего себя — спокойного и рассудительного. Не всегда хладнокровного, но все же.

Историк снова попятился и бросился в дом. Щелкнул закрываемый замок, а потом раздался взволнованный голос Марии Владимировны:

— Давыдов! Что там такое?

— Вы вызвали ментов, Мария Владимировна?

— Я пытаюсь! Что он… блин, открой мне!

Турка рванул к калитке, но сразу понял, что без ключа ее не отопрешь.

— Не получится… Он свалил в дом. Вызывайте милицию. И баллончик приготовьте.

Турка побежал к крыльцу и сходу налег на дверь плечом. Боль тут же прострелила сустав. Он попробовал вставить узкий конец монтировки в щель между косяком и створкой, но не получалось.

Тогда Турка разбил окно, действуя бруском как штыком. Осколки зазвенели, осыпаясь на пол. Дом дохнул застоявшимся запахом лапши быстрого приготовления и пыли, Турка чихнул, и на глазах выступили слезы.

Вроде никого.

Навернув на ладонь рукав куртки, он очистил проем от осколков и залез в дом. Глаза не привыкли к сумеркам, сердце колотилось. Турка ждал удара, нападения, и почти услышав рев противника, выставил перед собой кулаки для защиты.

Пусто.

Турка держал монтировку наготове, понимая, что в закрытом помещении это не бог весть какое оружие, не размахнешься толком. Уж лучше бы перцовку взял у Марии Владимировны.

Осколки захрустели под ногами, когда он сделал пару шагов. Вроде бы шорох в боковой комнате. Он повернулся, протолкнул слюну по враз пересохшему горлу.

Внутри дом оказался больше, чем выглядел снаружи.