Разошлись мы глубоко после полудня. Точнее, я отпустил своих десятиклассников, сам же остался в школе, попросил у директора личные дела и принялся изучать характеристики. Честно говоря, чем больше читал, тем больше убеждался: придирается Степан Григорьевич к моим ученикам, не такие уж они хулиганы. Ну да ладно, с этим разберёмся.

— Егор Александрович, что-то вы засиделись, — заглянул ко мне Свиридов. — А ведь обещались сегодня в бухгалтерию заглянуть, — укоризненно покачал головой Юрий Ильич.

— Забыл, завтра с утра непременно зайду, — покаялся я.

— Как вам ребята? — полюбопытствовал директор.

— Хорошие, — искренне ответил я, не раздумывая.

— Хорошо, да, это хорошо, — пытливо вглядываясь в моё лицо, — кивнул Юрий Ильич. — Ступайте-ка вы домой, Егор Александрович, отдохните хорошенько, а завтра…ах да… завтра вы на встречу с Ольгой Николаевной, — вспомнил Свиридов.

— Я могу отложить, если нужно.

— Нет, нет, поезжайте, — не согласился Юрий Ильич. — Характеристик что? Бумажки. А Оленька Николаевна вам подробно всё обскажет, слабые места, сильные стороны… — улыбнулся директор. — Всё, до свидания, Егор Александрович!

— До свидания, — я поднялся, собрал папки с личными делами учеников, сдал их Свиридову и отправился домой.

А дома меня ждал сюрприз, о котором я совершенно позабыл в суматохе школьного дня.

Глава 22

— Чой-то ты припозднился, Егор Ляксандрыч, — посетовал Митрич, завидев меня возле калитки.

Я невольно вздохнул: если честно, совсем позабыл, что дядь Вася обещался заглянуть вечером в гости. Хотелось тишины и покоя, крепкого сладкого чая с баранками и посидеть на крыльце, наслаждаясь неторопливым вечером после импровизированного душа.

— Добрый вечер. Василий Дмитриевич, — поприветствовал я гостя.

Желудок вдруг заволновался, забурчал. По двору разливались умопомрачительные ароматы жареной рыбы. Я сглотнул и только сейчас сообразил, насколько голоден.

— Мой руки и к столу, — с довольной улыбкой проворчал Митрич и захлопотал у стола, нарезая пополам крупные блестящие помидоры и пупырчатые огурцы, укладывая перья зелёного лука.

Я кивнул и молча направился в дом, чтобы переодеться и вынести на улицу тазик с ковшиком. Обливаться я приноровился в саду возле старой искривлённой яблони. Как говорится, и ей хорошо, и меня с дороги никто не видит.

В доме скинул надоевший костюм, натянул спортивные штаны, прихватил чистую майку, мыльно-рыльные и потопал на задний двор. Минут через десять я сидел за столом и уплетал изумительно вкусную жареную рыбку, хрустя свежайшими огурчиками и роняя на тарелку сок от сочных помидоров.

— Ты кушай, кушай, — подзадоривал Митрич.

— Да вы сами почему не едите, Василь Дмитрич? — заметил я.

— Так я дома с бабкой… — поглядывая на меня сквозь прищур, заверил Митрич.

— Ну, нет, давайте-ка вместе ужинать, одному не годится, — покачала я головой. — А то и я тогда не буду.

— Ох, хитрец, — хмыкнул мужичок. — Так может того… этого? — дядь Вася подмигнул и показал чекушку с мутноватой жидкостью.

— Спасибо, Василий Дмитриевич, не любитель я, — вежливо отказался, прикидывая про себя, чем мне это грозит в дальнейшем.

Оно ж ведь как: не пили в Советском Союзе только вынужденные трезвенники и язвенники, да и то, на халяву выпивали и эти категории граждан. Не то чтобы я испытывал пренебрежение к алкоголю, в прошлой жизни позволял себе с друзьями в хорошей надёжной компании. Но вот здесь и сейчас не хотелось, потому как не представлял, чем мне аукнется в новом теле употребление горячительного напитка домашнего производства.