— А где Серёжка-то? — внезапно поинтересовалась Степанида Михайловна.

— Так с бабушкой остался, — рассеянно отозвалась Зинаида, проверяя пульс у больного.

— Так ты ж на дрындулете прибыла? — удивилась баба Стеша.

— Так я сама, а Серёжку с бабушкой… близкий человек в такой ситуации просто необходим рядом, — пояснила Зина.

— Ох, ты ж, картошкина мышь, — всплеснула руками Степанида. — Ты, главное, Кольке моему на глаза не попадайся! Егор Александрыч, выручай! Ежели что, скажем, Михалну ты привёз. Ты водить-то можешь? — тут же спохватилась соседка.

— Могу, — подтвердил я. — А врать нам зачем? — уточнил у переживавшей Стеши.

— Ох… Так Коленька мой никому, кроме мужиков, моторок-то свой не доверяет. Мне и то не даёт. А тут и вовсе молодуха, — Степанида сурово глянула на Зину.

Фельдшерица фыркнула, вытащила градусник, сдвинула брови и принялась внимательно его изучать.

— Ну, хорошо, — согласившись, кивнул я.

С соседями лучше жить в мире. И хотя ложь, даже мелкая, даже во спасение, претила, но для спокойствия соседа Николая Васильевич я готов промолчать. Пожилой человек, ветеран, мало ли что.

— Ты не думай чего, Егор Александрыч, — смущённо пробормотала Степанида Михайловна. — Так-то он хороший. А вот поди ж ты… После войны началось… Медсестричку у них подорвало в машине… За рулём была… Ну и налетела на мину… Вот с тех пор у Коленьки в голове и помешалось всё. Нельзя, говорит, бабам за рулём. Опасно это, — вздохнула соседка.

— Понимаю, — теперь уже я смутился. Каюсь, грешен, подумал было, что муж бабы Стеши из тех чудаков, которые считают женщину за рулём обезьяной с гранатой. При этом у самих авария на аварии и аварией погоняет.

— Вот и я ему… а он: опасно! — включился в беседу дядь Вася.

— А скажите мне, любезный Василий Дмитриевич, — явно копируя кого-то из своих педагогов, поинтересовалась Зинаида Михайловна. — Вы сегодня пили?

— Кто? Я? — изумился Митрич.

Причём настолько искренне, что даже я засомневался.

— Значит, пили, — удовлетворённо кивнула Зинаида.

— Да что ты, что ты, — попытался отбрехаться дядь Вася. — Не пил я! Рыбу жарил, то да! Пить не пил!

— И не стыдно вам? — укоризненно спросила фельдшерица. — Взрослый же человек. Я вам что говорила? Не пить! Ну рюмочку на праздник великий ещё куда ни шло. Сегодня разве праздник какой? — Зина строго уставилась на Митрича.

— Да не пил я, Михална, вон, у Ляксандрыча спроси! — апеллировал ко мне Митрич.

Вот так и знал: стоит один раз поступиться принципом, как тут же притянут за уши в другую ситуацию.

— А врать нехорошо, — покачала Зинаида, бросив на меня короткий взгляд.

Я едва заметно кивнул в ответ на вопросительно приподнятые брови. Отмазывать дядь Васю я не собирался. Теперь знаю про запрет и буду пресекать. Во всяком случае в своём доме точно.

— У вас же давление! А вы! Эх вы! — покачала головой докторша.

— Так я ж чуток, капелюшечку, — заюлил Митрич. — На полмизинчика! — дядь Вася поднял руку и выставил напоказ свой мизинец.

— И сколько мизинчиков опрокинули? — полюбопытствовала Зинаида Михайловна.

Ответить фельдшерице Василий Дмитриевич не успел. За окном раздался грохот, звон, потом топот босых ног по крыльцу, и в комнату ворвался незнакомый пацан лет одиннадцати.

— Едут! Тёть Зин! Едут! — завопил он с

порога.

Глава 24

— Ванька, а ну, цыц, чего орешь, — строго шикнула на пацана Степанида Михайловна.