Такие навыки оказались полезны для создания интерьера: лепнина, тонированная под бронзу, роспись под мрамор – все это украшает и современные микродворцы.

Антоним к обманке – абстрактная живопись. Максимально далеки от тромплеев работы импрессионистов, которые могут быть живыми, но не живоподобными. Некоторые работы самого известного представителя Лейденской школы тонкой живописи близки к обманкам, но таковыми не являются.

Она не как живая, а прямо живая. Не удивляет похожестью, а вызывает сильные чувства. При исполнении обманки неизбежно скрывается авторский мазок, ведь иначе обманка не будет обманкой. Тромплеи часто поражают тех, кто начинает изучать живопись, но они редко становятся любимыми картинами. В них есть ремесло, но нет вымысла.

Дау. Спящая собака и глиняный горшок, 1650 год. Частная коллекция

Герард Дау. Ученый, затачивающий перо, 1635 год. Лейденская коллекция, Нью-Йорк

Если смотреть только на технику, а именно многослойную живопись с гладкой эмалевой поверхностью, Герард Дау выглядит инкарнацией Яна ван Эйка. Художник никогда не покидал родной город, при этом был знаменит за его пределами. Шведский посол Питер Спиринг платил 500 гульденов в год только за право выбирать его картины первым. Стоимость иных картин Дау доходила до тысячи, тогда как другие художники могли зарабатывать один гульден в день. Конечно, это пример колоссального везения и вполне закономерно, что другие лейденские художники живо начали писать старичков. Ранний Рембрандт тоже собирал на лице модели всевозможные морщины, Дау учился в его мастерской несколько лет.

Ян ван дер Хейден изобрел масляные лампы для освещения улиц Амстердама, за что был удостоен звания «Инспектор общественных ламп» и принял управление городскими фонарщиками. Он усовершенствовал систему пожаротушения, а в свободное время писал пейзажи.

Когда человек тебе симпатичен, хочется найти что-то выдающееся и в его живописи. Но, увы, кажется, он делал профессиональные и обыкновенные работы.

Золотой век голландской живописи ценен для нас тем, что мы видим художников, которые занимались живописью на досуге, бросали ее, поправив финансовое положение (как Хоббема), меняли манеру вслед за модой, работали строго в рамках выбранного ценового сегмента и вообще мыла не ели, ассигнаций не рвали.

Сорок два ребенка насмехались над плешью пророка Елисея. За это их растерзали медведицы.

Ян ван дер Хейден (?). Вид на мост, вторая половина XVII века. Королевский музей изящных искусств, Антверпен

Было бы поучительно издать исследование «Живопись без реставраций», но картина получилась бы удручающей. Если называть вещи своими именами, некоторые из дошедших до нас полотен реставраторами переписаны, одни потемнели (неотвратимо, если хост дублирован), другие обрезаны владельцами домузейного периода. Данное полотно сшито из пятнадцати фрагментов. То есть оригинальную картину разрезали, а то, что мы видим сейчас – пэчворк из того, что чудом уцелело. Пустой фрагмент в верхнем правом углу как раз-таки пришлый, возможно на картине Рембрандта там стоял еще один персонаж. Также полотно перекрашивали и обесцвечивали. О чем это говорит? Во-первых, до вертикального взлета цен на картины гениев к их произведениям относились без пиетета. Вероятно, картина куда-то не помещалась, вот библейских соперников и разлучили. А во-вторых, мы смотрим на работу реставраторов по крайней мере в той же степени, что и на огрызок замысла Рембрандта. Тем не менее полотно прославляется как работа художника и будет прославляться впредь, такова цена выживания старой живописи. Хотелось бы посмотреть, как может сохраняться объект, на котором никто не может заработать. Музей – это институция для многих, не только для знатоков, она не может не идти на компромиссы.