|
Джослин открыла глаза. Теперь ей больше всего хотелось оттолкнуть Дэвида и забыть об этом поцелуе. Словно почувствовав в ней какую то перемену, он отстранился и пристально посмотрел ей в глаза. Джослин не могла бы сказать, что именно Дэвид в них увидел, – но он разъял объятия и отступил на шаг. Джослин дрожащей рукой пригладила волосы. Пытаясь овладеть собой, спросила: – Разбойники мертвы? Дэвид подошел к тому, в которого стрелял сам, и, опустившись на одно колено, попытался нащупать пульс на шее. – Этот мертв. Затем подошел ко второму разбойнику и снял с него шарф. Перед ними лежал довольно молодой мужчина с грубоватыми чертами лица. Он потерял сознание, и рана в плече кровоточила, но дыхание было ровным. – А этот доживет до виселицы. Джослин с облегчением вздохнула. – Я рада, что не убила его. Хотя он, наверное, заслуживает смерти. Дэвид поднял голову. – Я тоже рад. Убийство пятнает душу. Любое убийство. Майор помрачнел. – Но ваша душа чиста, – тихо проговорила Джослин. – Я сделал то, что должен был сделать. И только Бог мне судья. Он вытащил из кармана носовой платок и начал делать раненому перевязку. Джослин молча наблюдала за ним – она была не в силах отвести глаза. Хотя Дэвид казался таким же, каким был прежде, ее отношение к нему изменилось. Теперь она видела не элегантного джентльмена, а могучего и грозного воина. Она остро ощущала его мужскую мощь – и столь же остро чувствовала свое женское начало. – Миледи… Джослин резко обернулась и увидела перед собой Мари. Француженка достала из кареты фляжку с бренди и теперь протягивала ее своей хозяйке. Джослин улыбнулась: – Сначала вы. Ведь не мне, а вам пришлось побывать в руках этого зверя. Молча кивнув, Мари поднесла фляжку к губам. Сделав глоток, она чуть не поперхнулась, но руки у нее перестали дрожать. Девушка довольно уверенно налила бренди в крышечку и протянула ее хозяйке. Последовав примеру своей горничной, Джослин почувствовала, как по телу разливается приятное тепло. Взглянув на Мари, она спросила: – Как вы? – Лучше, чем была бы, если бы вы не подстрелили эту свинью, миледи. Мари невольно содрогнулась. Джослин с улыбкой проговорила: – Если вам хочется прикончить эту фляжку и напиться до неприличия, я обещаю не ставить вам это в вину. Мари хихикнула: – Этого не понадобится. Но вот еще один глоток я сделаю. Дэвид повернулся к женщинам: – Джослин, вы не могли бы подержать лошадей, чтобы мы с кучером смогли затащить этого молодца в карету? Его надо сдать в харфордскую тюрьму. Джослин подошла к лошадям и начала поглаживать одну из них. После ужасов насилия было очень приятно прикасаться к теплой лошадиной морде. Дэвид с кучером привязали труп разбойника к крыше кареты, а раненого уложили на переднее сиденье. Мари не желала сидеть рядом с ним и предпочла устроиться рядом с кучером на козлах. Остаток пути до Херефорда они провели в полном молчании. Дэвид пристально наблюдал за пленным, держа наготове заряженный пистолет. Но грабитель так и не пришел в сознание. Джослин забилась в дальний угол кареты. Мысли ее были в полном беспорядке. Имел ли этот поцелуй значение? Она была склонна думать, что не имел. По письмам, которые ей в течение многих лет писала тетя Лора, она поняла, что между насилием и страстью существует некая темная связь. Измученная уходом за ранеными после осады Бадахоса, Лора не могла не рассказать о тех ужасах, свидетельницей которых стала. Она объяснила, что когда город сдается без боя, то с ним обычно обходятся милосердно. Но если нападавшим пришлось вести долгую осаду и понести тяжелые потери, то по варварской логике войны захваченный город разоряют и сжигают, а жителей убивают. Бадахос принес британской армии именно такую кровавую победу, и Веллингтон в течение двух суток не мешал своим солдатам мстить за потери. |
