Боже мой. Как это страшно и сложно.
– А разве вы сами не можете сделать биопсию? – отчаянным и очень испуганным голосом спросила Алекс. Она чувствовала такую же беззащитность, как в тот момент, когда переступила порог маммографической лаборатории. А теперь случилось самое худшее – или почти самое худшее. Как будто у нее перед глазами крутили фильм ужасов.
– Я не делаю биопсию. Вам нужен хирург, – ответил доктор, что‑то записывая на листке бумаги. Всего за полчаса ее жизнь круто изменилась, и теперь Алекс чувствовала, что не может просто так уйти. – Вот смотрите: я написал здесь имена очень хороших врачей – женщины и двоих мужчин. Поговорите с ними и выберите того, кто вам больше понравится. Они прекрасные хирурги.
Хирурги!
– У меня нет на это времени, – сказала Алекс и неожиданно для себя заплакала. Все это было просто ужасно – она чувствовала себя подавленной и отчаянно беспомощной, разрываясь между яростью и страхом. – Я не могу позволить себе долго выбирать врача. У меня процесс, я не могу взять и все бросить. В конце концов, у меня есть некоторые обязанности.
Она чувствовала, что находится на грани истерики, но ничего не могла с собой поделать. И вдруг, посмотрев на него с искренним ужасом, она спросила:
– А она может быть злокачественной?
– Все может быть, – честно ответил врач. Снимок выглядел весьма угрожающе. – Я не могу сказать ничего конкретного, пока не будет результатов биопсии. Вы должны сделать ее как можно скорее, чтобы выработать план действий.
– Что это значит?
– Это значит, что, если результат будет положительным, вы должны будете выбрать тот или иной курс лечения. Конечно, лучше всего прислушиваться к советам хирурга, но какую‑то часть решений вам придется принимать самой.
– Вы имеете в виду удаление груди? – испуганно спросила она. Голос был непривычно резким.
– Давайте не будем забегать вперед. Мы же ничего еще не знаем, правда ведь?
Доктор пытался разговаривать с ней ласково, но от этого было еще хуже. Алекс хотелось, чтобы он признался, что ее опухоль не злокачественная. Но он не мог этого сделать.
– Мы уже знаем, что глубоко в груди у меня уплотнение и что вас это беспокоит. Это может означать, что я потеряю грудь, не правда ли?
На мгновение у нее возникло ощущение, что он стоит на свидетельском месте, а она – беспощадный обвинитель.
– Да, может, – тихо ответил он, чувствуя острое сочувствие к своей пациентке. Она всегда ему нравилась, а подобное известие могло выбить из колеи любую женщину.
– И что тогда? На этом все кончится? Грудь отрежут, и опухоль исчезнет?
– Возможно, но не обязательно. Если бы все было так просто! Многое зависит от типа опухоли, насколько все это серьезно, если она злокачественная. Кроме того, играет роль также то, затронуты ли лимфатические узлы, как много их поражено, нет ли метастазов. Алекс, в этой области простых ответов не существует. Может быть, вам нужна операция, может быть, химиотерапия или облучение. Я просто не знаю. Пока не будет результатов биопсии, я ничего не могу вам сказать. И как бы вы ни были заняты, найдите время на то, чтобы поговорить с этими хирургами. Вы должны это сделать.
– Как скоро?
– Зажимайтесь вашим процессом, если вы не можете его бросить и если он не продлится более двух недель. Но в любом случае вы должны в течение этого срока сделать биопсию. От нее мы и будем отталкиваться в своих дальнейших действиях.
– Кто из них лучше всего? – спросила она, протягивая доктору листок.
Тот еще раз глянул в него и медленно вернул Алекс:
– Они все великолепные врачи, но я больше всех ценю Питера Германа. |