– Замечательно, – машинально откликнулась она. – Я позвоню ему завтра.

– А почему не сегодня? – Андерсон давил на нее, чувствуя, что правота на его стороне – ему не хотелось, чтобы она отговаривалась необходимостью работать или все отрицала.

– Хорошо, чуть попозже, – сдалась Алекс и, осененная внезапной и печальной мыслью, снова посмотрела ему в глаза.

Ей казалось, что на ее плечи лег груз в десять тысяч фунтов. – А что, если в эти выходные я забеременела? Как будут сочетаться беременность и злокачественная опухоль?

– Этот мост мы пересечем, если подойдем к нему вплотную. О том, беременны ли вы, можно узнать примерно в то же время, когда будут получены результаты биопсии.

– А если у меня рак и я беременна? – нервным и резким голосом спросила она. Неужели, если она забеременела, ей придется пожертвовать ребенком?

– Разумеется, ваша жизнь в данном случае важнее.

– О Господи. – Алекс закрыла лицо руками и чуть позже снова подняла глаза. – Как вы считаете, в этом виноваты гормоны, которые я пила?

Одна мысль об этом заставила ее покрыться ледяным потом. Неужели, пытаясь забеременеть, она убивала себя?

– Честно говоря, я так не думаю. Позвоните Питеру Герману. Встретьтесь с ним как можно скорее, поговорите и сделайте биопсию, и без всяких отлагательств.

Это была вполне разумная последовательность действий.

Итак, сегодня вечером она вернется домой и расскажет Сэму о том, что маммограмма показала опухоль. Алекс все еще не могла в это поверить. Но это было так. На снимке уплотнение было отчетливо видно, да и взгляд Джона Андерсона выражал сильное беспокойство. Казалось, его этот разговор измучил не меньше, чем ее. Она провела в его обществе почти час.

– Мне так жаль, Алекс. Если я что‑то могу для вас сделать, не стесняйтесь мне звонить. Сообщите мне, какого врача вы выбрали, и я с ним тоже свяжусь.

– Я начну с Питера Германа.

Доктор протянул ей маммографические снимки, чтобы она могла показать их тому хирургу, которого она выберет. Само слово «хирург» звучало зловеще. Выйдя на свежий октябрьский воздух, Алекс чувствовала себя так, как будто ее сильно ударили по голове. Поверить в то, что она только что услышала, было очень сложно.

Подняв руку, Алекс поймала такси, пытаясь не думать о последствиях операции, о женщинах, которые больше не могли поднимать руку, или о тех, которые умерли от рака. Внезапно в ее голове все смешалось, и на пути в свой офис у нее даже не было сил плакать. Она просто сидела в машине и тупо смотрела вперед, не в состоянии осознать то, что ей сказал врач.

Войдя в кабинет, она обнаружила, что все уже собрались и ждут ее – Лиз и Брок, клерк и два помощника. Лиз заказала ей сандвич с индейкой, но съесть его Алекс не смогла. Некоторое время она молча смотрела на своих коллег. Брок заметил мертвенную бледность ее лица, но ничего не сказал. До шести вечера они напряженно работали, и только после подведения итогов, после того, как все посторонние ушли, Брок осмелился задать ей вопрос.

– У тебя все в порядке? – осторожно спросил он. Ему показалось, что Алекс ужасно выглядит, а после возвращения от врача лицо ее было белым как простыня, а руки дрожали всякий раз, когда она передавала ему бумаги.

– Да, все в порядке. Почему ты спрашиваешь? – Алекс пыталась казаться беспечной, но у нее это не получалось.

Брок был неглупым человеком, но и лезть ей в душу ему не хотелось.

– Ты выглядишь усталой. По‑моему, ты пытаешься зажечь свечку сразу с двух концов, миссис Паркер.