- Попробовать разве? - сказал я.

- Кака уж проба? - вскинулся Осип. - Уж если этот-то тебя попробует, так одного разу и хватит. И зовется удав. Удав и есть. Удавит, и край. Крыр, и кишки вон.

Но я уж думал о том, что за пять раз я получу сто рублей, а через месяц - я выплачу эти проклятые пятьсот рублей. Нет! Я буду посылать сто рублей жене и сто в товарищество за растрату. Два месяца, и я свободен. Пускай тогда судят. Я не вор, не вор тогда. И я представил себе, как в банке будут удивляться: "Смотрите-ка, Никонов!" И все будут говорить: "Я всегда утверждал, что он порядочный человек. Ну, случилось, увлекся, со всяким может случиться, но не всякий же..." А дома! Вдруг сто рублей! От папы! И тут же узнают, что и в банке получили... У меня запорхали, заметались в голове такие мысли, как цветы, и дыхание сперло.

- Осип, голубчик, - сказал я, - пусти, я попробую, ты знаешь ведь...

Осип рукой замахал:

- Да что ты? Господь с тобой! Да разве я тебя держу? Да что я тебе, отец иль командир какой? Только стой, стой! Меньше четвертного ни-ни! Никак! Двадцать пять за выход. И чтоб сто рублей вперед. А ну, неровен час, с первого же разу - тьфу-тьфу! - да что случится? А за собак чтоб особо. Уж раз твое дело такое...

- Какое дело? - сказал из-за спины конюх Савелий.

- Тьфу, тебя не хватало. - Осип оттер его плечом. - Без тебя тут дело.

Я пошел к Голуа.

Голуа нетерпеливо ходил по коридору. Он бросился мне навстречу.

- Ну-ну?

- Двадцать пять рублей, - сказал я строго. - И сто вперед.

Голуа на секунду сдвинул брови, но сейчас же сделал восторженную улыбку и с размаху ударил рукой мне в ладонь.

- Моя рука. Честь, месье Мирон, это есть честь. Вуаля! А страховка? А, ха, ха-ха! - Он рассмеялся, как актер, отогнувшись назад. - Если я внесу три советских рубля в три советских кассы, то, вероятно, наш Король этого не испугается. Но вот страховка, вот! - Он вынул из кармана чистенький маузер и хлопнул по нему рукой. - Этот пистолет и мое искусство - вот страховка. Идем!

Он потащил меня в ту комнату, где был удав.

- Вот моя визитная карточка.

Он быстро вытащил из кармана серебряный карандашик и намазал посреди карточки черную точку величиной с горошину. Он ловко плюнул на стену и приклеил карточку.

- Это глаз Короля. Раз, два, три - пять шагов. Прикройте двери.

Француз, почти не целясь, выстрелил навскидку из маузера. Карточка слетела. Я поднял. Черная точка оказалась пробитой.

- Наклейте! - командовал француз. - Вуаля!

Бах! Новой дырки не было на карточке. Голуа бил пуля в пулю.

- Но вы скажете, голова змеи не мешок, это не фантом из музея - голова движется. Великолепно! Бросайте карточку в воздух. Нет, выше!

Я бросил, и карточка завертелась в воздухе.

Бах! Карточка метнулась в сторону. Ясно было, что француз не промазал.

- Вы довольны? Вы поражены? Слово чести - так же будет прострелена голова Короля, если он только на секунду заставит вас почувствовать неловкость, - слово артиста. Вы можете перед каждым выходом проверять мое искусство. Для манежа я заряжаю разрывными пулями. Вы будете увереннее манипулировать кольцами Короля. Ле Руа! - обратился он к удаву. - Мы начинаем работать сегодня, после обеда. Ну?

Змею встревожили выстрелы. Она подняла голову и неподвижно глядела на меня.

Опять на меня.

VII

Мы пошли с Осипом обедать в столовку напротив. Савелий увязался за нами. Я почти ничего не мог есть.

- Ну, ничего, - говорил Осип, - оно на работу-то и легче. - И смотрел больше в свою тарелку.

Говорить при Савелии с Осипом я не мог. Савелий все заглядывал мне в лицо, и, когда мы уж кончили обед, он осклабился косорото и сказал:

- А надо, кажется, поздравить, а? С новым ангажементом?

- А что? В чем дело? - сказал Осип, будто ничего не знает.