|
Он был другой породы: невысокий, сухощавый, с седыми, коротко подстриженными волосами, с добродушным, простоватым лицом. Но простоватость эта была обманчивой. И добродушие тоже. Юрию приходилось работать с ним. Даже при своем небогатом опыте он сумел оценить острый аналитический ум полковника и его феноменальную память, о которой в управлении ходили легенды. Голубков тоже был в штатском. В управлении все носили штатское. И общались как штатские. Это иногда создавало затруднения. Как сейчас.
Юрию нужен был Голубков, но игнорировать Нифонтова он не мог. Поэтому, поколебавшись, сказал: – Александр Николаевич, разрешите обратиться к Константину Дмитриевичу? Нифонтов усмехнулся и кивнул: – Обращайся. Перед этим он убрал с монитора изображение. Но по неистребимой своей привычке Юрий успел стрельнуть глазами в экран. Он узнал исчезнувший с экрана текст. Он сам переводил с английского и набирал этот текст. Недавно – всего пару недель назад. Это была дословная расшифровка магнитозаписи – разговора полковника Голубкова с человеком по имени Джеф. Разговор шел на английском. Английский язык полковника Голубкова был чудовищным, но – как ни странно – понятным. Поэтому и запомнилась Юрию эта работа, которую он делал по приказу полковника Голубкова. Все эти мысли в доли секунды промелькнули на периферии сознания Юрия. В реальном же времени он протянул полковнику Голубкову компьютерную распечатку и доложил: – Шифрограмма от Пастухова. – А, наконец‑то. Полковник взял из рук Юрия листок, прочитал текст и молча положил листок на стол перед Нифонтовым. Тот мельком взглянул на него и внимательно посмотрел на Юрия: – Как жизнь, лейтенант? Юрий пожал плечами: – Нормально, Александр Николаевич. А что? – Да нет, ничего. Нормально – это хорошо. Ладно, свободен. Юрий вышел. Голос полковника Голубкова, неожиданно прозвучавший в динамике интеркома, остановил его на пороге приемной: – Жалко парня. Парень‑то вроде хороший. Нифонтов: – Надо бы ему сказать. Голубков: – Нельзя. Утром сам узнает. Пауза. Нифонтов: – Да, нельзя. Голубков: – У тебя интерком включен. Нифонтов: – Черт! Юрий выскользнул из приемной, в коридоре поздоровался с дежурным, выходившим из туалета, и спустился в информационный центр. Невольно подслушанный разговор встревожил его. Речь шла о нем, в этом не было ни малейших сомнений. Почему им жалко его? Что он узнает утром? Ерунда какая‑то. Он прокрутил в памяти весь разговор в кабинете начальника управления. Конечно же ерунда. С чего он, собственно, взял, что говорили о нем? Потому лишь, что он только что вышел из кабинета? Да о ком угодно они могли говорить. О том же Пастухове хотя бы. Они сидели ночью и ждали его сообщения. Поэтому Голубков и сказал: «Наконец‑то». Конечно, о Пастухове. И нечего накручивать черт знает что. Юрий вошел в Интернет, но не испытал обычного чувства азарта и свободного, не скованного ничем полета. Давила какая‑то тревожная тяжесть. Он вышел из Паутины. Два часа ночи. Впереди было еще четыре часа дежурства. Чтобы хоть чем‑то заполнить их, Юрий вызвал на экран текст, который он успел углядеть на компьютере начальника управления. Доступ к нему был защищен уровнем А‑1 – кодом высшей степени сложности. Для кого угодно это могло быть препятствием. Но не для лейтенанта Юрия Ермакова. * * * "Начало записи. – Добрый вечер, полковник. Рад вас видеть. – Здравствуйте, командор. Я тоже. Должен сразу предупредить… – Что вы записываете наш разговор? Ничего не имею против. – Наши контакты становятся регулярными. Вы уверены, что это разумно? – Вы правы, это не очень разумно. |
