А проснулся от грохота вертолетных двигателей и похрюкиванья лопастей, характерного для тяжелых машин. Я прополз на НП. Боцман, которому выпало дежурить, протянул мне бинокль. Но и без бинокля было видно, как на вертолетную площадку опустился военно‑транспортный стрекозел Ми‑10 – летающий кран, способный нести на подвеске груз до двенадцати тонн. К нему подкатил аэродромный автобус, из него перегрузились в трюм вертушки человек пятнадцать солдат и пятеро «черных» с десантными «калашами». Стрекозел взлетел и на низкой высоте пошел вдоль железнодорожной ветки.

Это означало, что через три‑четыре часа мачта ЛЭП будет поставлена на место, а еще через час‑другой возобновится разгрузка состава и погрузка «Мрии». И никаких способов помешать этому у нас уже не было.

Так и вышло. И даже быстрей, чем я думал. Через два с половиной часа Ми‑10 вернулся на аэродром, высадил солдат и охрану и ушел в сторону Транссиба. А еще через час на эстакаде пришли в движение все краны и погрузчики.

– А еще говорят, что армия ничего не может, – прокомментировал Артист. – Может, когда захочет.

– Когда очень захочет, – подтвердил Муха. – Да что же в этих долбаных контейнерах, если они так суетятся?

– Истребители, – объяснил Док. – Су‑27 или Су‑39.

– А ты‑то откуда знаешь? – удивился Боцман.

– Сам смотри. Что на вагонах написано? «Собственность Улан‑Удинского авиационного завода». Там как раз и делают «сушки».

Док извлек из чехла шифровальный прибор «Азимут», подсоединил к «Селене» и забегал пальцами по клавиатуре. Я взглянул на дисплей. Там появилось:

«Пастухов – Центру. Разгрузка состава возобновлена. Сохраняется ли необходимость прервать работы?»

– Отправляю? – спросил Док.

– Ну отправляй, – кивнул я. – Только как же мы их прервем?

Не ответив, Док нажал клавишу шифратора. Сигнал ушел на спутник. Я посмотрел на часы. Полдень. В Москве – шесть утра. Ответа можно было ждать часа через три: пока в этот таинственный Центр приедет начальство, пока прочитают, пока обсудят.

Ответ пришел через четыре минуты:

«Центр – Пастухову. Приказываю предотвратить вылет „Мрии“ любыми средствами».

Док охлопал себя по карманам, как человек, который ищет спички, извлек из камуфляжки черную пластмассовую коробочку радиопульта, ввел код и нажал пусковую кнопку.

Долбануло так, что с кустов стряхнуло капли росы. По проводам высоковольтной линии пробежали искры. И лишь потом донеслись раскаты двойного взрыва.

– Ексель‑моксель, Док! – сказал Артист. – Сколько же ты туда зафигачил?

– Два заряда по килограмму.

– А сколько еще в запасе? – спросил я. Словно бы извиняясь, Док пожал плечами:

– Все. Больше нет ничего. Я и эти‑то заложил так, на всякий пожарный.

Он снова придвинул к себе «Азимут» и набрал:

«Пастухов – Центру. Подача электроэнергии на объект возобновится не раньше, чем через сутки. Две мачты ЛЭП полностью уничтожены».

Центр спросил:

«Каким образом?»

Док показал мне текст. Я ответил:

– Не один ли им хрен? Взорвали.

Док перевел на канцелярский:

«Пастухов – Центру. Опорные мачты ЛЭП выведены из строя посредством взрыва».

Центр минут десять думал. Потом приказал:

«Доложите данные визуальной разведки. Особое внимание обратить на взлеты и посадки самолетов всех систем: количество, тип, время полетов, опознавательные знаки. Регистрировать режим работы аэродромных радаров.