– И все‑таки я не понимаю, какое это отношение имеет к тому, что вы вышли за него замуж? – спросила Ева.

– Хорошо, я открою тебе маленький секрет. Гаскелла направил ко мне…

– Направил?

– Доктор Фриборн. У Гаскелла возникла небольшая проблема, и доктор Фриборн направил его ко мне.

Ева смотрела на нее с удивлением.

– И что вы должны были делать?

– Я выступала в роли суррогата.

– Суррогата?

– Как советник по вопросам секса, – объяснила Салли. – Доктор Фриборн присылал мне клиентов, и я им помогала.

– Мне бы такая работа не понравилась, – заметила Ева – Я терпеть не могу разговаривать с мужчинами о сексе. Вам не было неловко?

– Человек ко всему привыкает, да есть и худшие способы зарабатывать деньги. Короче, Гаскелл обратился ко мне со своей маленькой проблемой, и я помогла ему с ней справиться, причем буквально, ну и мы поженились. Деловая сделка. К тому же деньги.

– Вы хотите сказать…

– Я хочу сказать, что я получила Гаскелла, а Гаскелл получил пластик. Этакие эластичные взаимоотношения. Женитьба, растягивающаяся в обе стороны.

Ева с трудом переваривала эту информацию. Что‑то здесь было не так.

– А как прореагировали на это его родители? – спросила она. – В смысле, они знали, что вы ему помогали и все такое?

– Знали? Откуда им было знать? Джи сказал им, что познакомился со мной в летней школе, и Прингси вытаращил свои жадные маленькие глазенки. Детка, этот толстенький коротышка – продолжение своего пениса. Он способен продать все. Рокфеллеровский центр самому Рокфеллеру. Поэтому он меня принял. Но не старушка‑мама Прингшейм. Она долго пыхтела и дулась, но этот маленький свиненок стоял на своем. Мы с Джи вернулись в Калифорнию, Джи получил диплом по пластикам, и с той поры мы занимаемся биодеградацией.

– Хорошо, что Генри не такой, – сказала Ева. – Я бы не смогла жить с извращением.

– Да не извращенец он, детка. Джи просто помешан на пластике.

– Ну тогда я не знаю, что такое извращенец, – сказала Ева.

Салли закурила сигару.

– Каждый мужик от чего‑нибудь заводится, – сказала она. – Ими легко манипулировать. Надо только найти слабое место. Уж я‑то знаю.

– Генри не такой. Я бы знала.

– Вот его и тянет к кукле. Это‑то ты теперь знаешь. Не хочешь же ты сказать, что он хорош в койке?

– Мы женаты уже двенадцать лет. Естественно, что мы не занимаемся этим так часто, как раньше. У нас столько дел.

– Эти мне дела. И пока ты возишься по дому, что делает Генри?

– Преподает в техучилище. Он там целый день и очень устает.

– Ты что же, хочешь сказать, что он не промышляет на стороне?

– Не понимаю, – сказала Ева.

– Он свое берет на стороне. Секретарша дает ему прямо на столе.

– У него нет секретарши.

– Тогда студенточка какая‑нибудь. Трах, и отметки лучше. Я‑то знаю. Все видела. Меня не обманешь, я слишком долго проболталась в этих школах.

– Я уверена, что Генри никогда…

– Да они все так говорят, потом раз и развод, и все, что тебе остается, так это жить в ожидании климакса, подглядывать сквозь жалюзи за соседом и ждать неизвестно кого.

– У вас все так ужасно, – сказала Ева. – Просто страшно слушать.

– Так оно и есть, душечка. И надо что‑то делать, пока не поздно. Ты должна освободиться от Генри. Разрыв и все поровну. Иначе всю жизнь обречена быть под каблуком у мужчины.