– Вы полагаете, что он маньяк со склонностью к убийству?
– Я полагаю, что, каким бы способом он ни убил миссис Уилт, она должна быть ему благодарна. Двенадцать лет замужем за таким человеком… Господи, даже подумать страшно.
– Ну, здесь мы недалеко ушли. – заметил инспектор, когда доктор удалился, выразив на прощание мнение, что, конечно, мистер Уилт обладает умом чертика из табакерки, однако он, Питтмэн, не может совершенно определенно сказать, что Уилт не в своем уме с криминальной точки зрения. – Придется подождать, что будет завтра.
15
То, что происходило в пятницу, видели не только инспектор Флинт, сержант Ятц, дюжина других полицейских, Барни и человек шесть строительных рабочих, но и несколько сот студентов техучилища, выстроившихся на ступеньках научного корпуса, большинство преподавателей и сотрудников и восемь членов Национального аттестационного комитета; причем у последних была особенно удобная позиция – у окон учебной гостиной, которая обычно использовалась отделением для подготовки официантов, а также для приема почетных, гостей. Доктор Мейфилд буквально из кожи лез вон, пытаясь отвлечь их внимание.
– Мы построили базовый курс так, чтобы максимально заинтересовать студентов, – сказал он, обращаясь к профессору Баксендейлу, возглавлявшему комиссию. Но не тут‑то было. отвлечь профессора от окна было невозможно. Он завороженно смотрел на то, как что‑то вытаскивалось из‑под фундамента нового административного корпуса.
– Какое отвратительное зрелище, – пробормотал он, когда Джуди высунулась из ямы. Надежды и чаяния Уилта были напрасны – кукла не лопнула. Жидкий бетон придал ей прочности, и если, так сказать, при жизни она напоминала живую женщину, то после смерти она несла на себе все признаки мертвой. В роли трупа она была на редкость убедительна. Под действием бетона ее парик смялся и съехал набок. Одежда прилипла к телу, а бетон – к одежде. Ноги были скрючены до предела, а вытянутая рука, как и предсказывал Барни, взывала к сочувствию. Кроме того, эта рука сильно мешала извлечению Джуди из ямы. Мешали и ноги, которым бетон придал прочность и объемы, сравнимые с теми, что были у настоящей Евы Уилт.
– Наверное, это и называется трупным окоченением. – заметил доктор Боард, в то время как доктор Мейфилд безуспешно пытался направить разговор в сторону того, ради чего приехала комиссия.
– Господи, спаси и помилуй, – пробормотал профессор Баксендейл, когда, несмотря на все усилия Барни и компании, Джуди соскользнула обратно в яму. – Только подумать, что она пережила Вы видели эту жуткую руку?
Доктор Мейфилд видел и содрогнулся. За его спиной хихикнул доктор Боард. – Все наши конечности от Бога, какими бы уродливыми они ни были, – заметил он весело. – По крайней мере, Уилт сэкономил на надгробном памятнике. Все, что требуется, – это водрузить ее по пояс в землю и надписать: «Здесь стоит Ева, родилась тогда‑то, убита в прошлую субботу». Монументальна в жизни, монумент после смерти.
– Должен заметить, Боард, – сказал доктор Мейфилд, – я нахожу ваши шуточки на редкость несвоевременными.
– Кремировать ее им никогда не удастся, это уж как пить дать, – продолжил доктор Боард. – Чтобы засунуть все это в гроб, гробовщику надо быть, по меньшей мере, гением. Полагаю, им стоит попробовать отбойный молоток.
Доктор Кокс, сидевший в углу, упал в обморок.
– Пожалуй, я выпью еще капельку виски, – сказал профессор Баксендейл слабым голосом. Доктор Мейфилд налил ему двойную порцию. Когда он снова вернулся к окну, Джуди опять высовывалась из ямы.
– Если бальзамировать, – заметил доктор Боард, – то это слишком дорогое удовольствие. |