Доктор Питтмэн едва удержался, чтобы не подтвердить его правоту. Вместо этого он улыбнулся одними губами.
– Генри, как вы думаете, вы рациональный человек? – спросил он.
Уилт нахмурился:
– Если не возражаете, я предпочел бы обращение «мистер Уилт». Хоть я и не плачу вам за эту консультацию, но все же предпочитаю официальное обращение.
Улыбка исчезла с лица мистера Питтмэна:
– Вы не ответили на мой вопрос.
– Нет, я бы не назвал себя рациональным человеком, – сказал Уилт.
– Тогда, может быть, иррациональным?
– Ни то ни другое. Просто человеком.
– Разве человек ни то ни другое?
– Мистер Питтмэн, хоть это ваша специальность, а не моя, но я полагаю, что человек способен рационально рассуждать, однако действует он не всегда в рациональных рамках. Человек – это животное, разумеется, развитое животное, хотя, если вспомнить Дарвина, все животные развиты до определенной степени. Давайте скажем так: человек – это одомашненное животное, временами склонное к насилию…
– А какое животное вы, мистер Уилт? – спросил доктор Питтмэн. – Одомашненное или склонное к насилию?
– Опять все сначала. Современный человек просто одержим этими примитивными противопоставлениями. Или‑или, по Кьеркегору<С. Кьеркегор (1813‑1855), датский философ‑иррационалнст >, как сказала бы эта сучка Салли Прингшейм. Нет, не скажу, что я полностью одомашнен. Спросите мою жену. Она лучше знает.
– В каком смысле вы не одомашнены?
– Доктор Питтмэн, я люблю пердеть в постели. Мне это нравится. Этим трубным звуком антропоид. сидящий во мне, единственно доступным ему способом утверждает свое право на территорию.
– Единственно доступным способом?
– Вы не видели Еву, – сказал Уилт. – Когда вы с ней познакомитесь, вы поймете, что утверждать что‑то – ее прерогатива, не моя.
– Вам кажется, что миссис Уилт вас подавляет?
– Мне не кажется, это на самом деле так.
– Она помыкает вами? Она взяла на себя господствующую роль в семье?
– Ева такая, какая она есть. Она ничего не взяла. Она просто такая.
– Какая?
– Вот здесь и закавыка. – сказал Уилт. – Что у нас сегодня? У меня здесь все дни перепутались.
– Четверг.
– Значит, сегодня четверг: Тогда она Бернард Лич.
– Бернард Лич?
– Керамист, мистер Питтмэн, известный керамист, – сказал Уилт. – Завтра она будет Маргот Фонтейн, а в субботу мы играем в бридж с Моттрамами, значит, она будет Омаром Шарифом. В воскресенье она превратится в Элизабет Тейлор или Эдну О'Брайен, в зависимости от того, что там будет в цветном приложении, а днем мы поедем покататься, и она будет Евой Уилт. Пожалуй, это единственное время за всю неделю, когда я вижу подлинную Еву, да и то потому, что я сижу за рулем, а ей нечего делать, кроме как тихо сидеть и приставать ко мне со всякими глупостями.
– Кажется, картина проясняется, – сказал доктор Питтмэн. – Миссис Уилт нравится, так сказать, играть в разные роли. Отсюда неустойчивые взаимоотношения, при которых вы как муж не можете вести четкую и уверенную роль…
– Доктор Питтмэн, – сказал Уилт. – гироскоп может, вернее, должен, вращаться, и тем не менее ему удается достичь устойчивости, практически не имеющей равных. Если вы понимаете принцип работы гироскопа, то, возможно, вы согласитесь. Дело вовсе не в том, будто нашему браку не хватает устойчивости. Чертовски неприятно каждый день иметь дело с центробежной силой, но с устойчивостью здесь все в порядке. |