|
В беседе с Маршем Черчилль признался, что написал эти слова «под влиянием раздражения действиями нынешнего польского правительства». Раздражение, гнев или злоба не самые лучшие эмоции, когда создаешь произведения, рассчитанные на долгие десятилетия. Причем не потому, что они не способны катализировать творческое начало, с этим у них все в порядке. Просто это эмоции накала, а накал в итоге спадет, и мнение может не только измениться, но и самому автору может стать стыдно за порожденные злобой высказывания. Этот сценарий будет ожидать нашего героя, который впоследствии «сильно расстроится из-за польского пассажа». Он даст указание исключить эти фрагменты из британского и последующих изданий, но они так и останутся в тексте вместе с другими не красящими польских политиков комментариями. Например, описывая те же события в Мюнхене, Черчилль заявил, что «Польша помогла правой рукой ограбить Чехословакию».
Не исключено, что Черчилль не слишком и хотел корректировать опубликованный текст, по крайней мере, в его книге достаточно нелицеприятных и уж точно не характерных для дипломатического языка и мемуарного жанра оценок деятельности зарубежных правительств. В частности, он характеризует немцев, как единственный в своем роде народ в части «тщательной подготовки и планирования», правда при этом добавляет, что «никакой другой народ не оказывается столь растерянным, когда его планы проваливаются», поскольку немцы «не умеют импровизировать». На страницах «Надвигающейся бури» достается также и союзникам. Особенно Франции. Черчилль отмечает «слабость французского правительства», неодобрительно отзывается о французских политиках, которые «находили в британском пацифизме оправдание для собственного пацифизма», критикует французских военных за их нерешительность и апатию во время «Странной войны» 1939–1940 годов. «Не мне судить об ответственности и вине министров дружественных и союзных стран, но когда во Франции начинают искать „виновных“, то, по-видимому, именно в этой области поиски должны быть особенно тщательными», — говорит Черчилль, который считался франкофилом и, по его собственному признанию, «всегда надеялся, что понимает душу Франции». Не забывает Черчилль упрекнуть и США, которые «также не смогут уйти от суда истории». Атлантическому союзнику британский политик ставит на вид, что «поглощенные своими собственными делами», они сочли, что происходящее в Европе их не касается. Проходится Черчилль и по своим соотечественникам. В упоминаемой выше фразе про «слабость» французского правительства он также указывает на «отсутствие мудрости» у их британских коллег. Описывая первые полгода войны, он в сердцах заявляет, что «трудно найти пример бессилия и бестолкового руководства войной», чем тот, что был продемонстрирован в Лондоне в этот период. Какой «Надвигающаяся буря» представляется современному читателю? ИсторикУильям Манчестер называет первый том «самым личным» во всей серии. Почему? «Из-за чрезмерной личной интерпретации политики оппонентов», — отвечает другой влиятельный военный историк, Джон Киган (1934–2012). Но дело не только в личных трактовках. «Очень хорошо постоянно говорить о мире, стремиться к миру и быть готовым к страданиям ради мира; но лучше отдавать себе в то же время ясный отчет о причинах войн», — писал Черчилль в 1920-х годах. Он признавался, что хотел показать в первом томе, «как народы, говорящие на английском языке, из-за своего неблагоразумия, легкомыслия и добродушия позволили вновь вооружиться силам зла» (выделено мной. — Д. М.). Наиболее важным в приведенной ремарке представляются два выделенных слова, которые служат ответом на давно мучавшие многих участников тех событий вопросы: как такое стало возможно; как после кровопролитных четырех лет войны государственные мужи смогли вновь допустить мировую бойню, да в еще больших масштабах и с еще большими потерями? Для Черчилля поиск ответов на эти вопросы был продиктован не только желанием разобраться в прошлом. |
