По мере того как немецкая армия продолжала закулисное развитие, давление извне начало спадать, пока не настал момент, когда «годы секретных подкопов и замаскированных приготовлений оказались позади». Руководство Германии перешло к более активной форме стратегической реакции: «неповиновению». Сначала 9 марта 1935 года Гитлер объявил о «существовании германской авиации», а еще через неделю — о всеобщей обязательной воинской повинности. Профессор Оливер подчеркивает, что в отличие от «компромисса» и «уклонения» стратегия «неповиновения» означает отказ от институциональных норм и ожиданий. На это же указывает и Черчилль, который характеризует заявления Гитлера, как «открытый выпад против мирных договоров». Другой важной чертой «неповиновения» является убежденность, что неприкрытая демонстрация антагонизма приведет к незначительным издержкам из-за слабости институциональной среды. Этот важный нюанс также находит отражение у британского автора, который указывает, что ответственные за соблюдение договоров страны-победительницы были «одержимы пацифизмом» и слишком «заняты внутренними политическими проблемами», чтобы признать нарушение «торжественных договоров, ради которых миллионы людей отдали свои жизни». Причем это касалось не только европейских стран, но и США, которые «полностью умыли руки и лишь желали всем добра».

За «неповиновением» последовала следующая разновидность стратегической реакции — «манипулирование», с активным изменением ожиданий и их источников, а также обеспечением контроля над институциональным давлением. Для этого Гитлер обратился к силе, введя в марте 1936 года войска в демилитаризованную Рейнскую зону. С этого момента в Европе появился новый субъект власти, который диктовал новые правила и определял новую реальность. Доминирование в военной сфере позволило перейти к верховенству в политике. В частности, после легализации в феврале 1938 года нацистской партии в Австрии «пробил час» ввести нацистов в состав венского правительства. Подводя итог успешным действиям немецких военных и политиков по созданию сильнейшей армии в Европе, Черчилль приходит к выводам, что Германия, которую Версальский мирный договор отбросил на обочину институциональной среды, была фактически выведена за пределы правового поля, что дало ей возможность развиваться вопреки принятым нормам. «Трудно оценить преимущества, которые имеет правительство, не связанное никаким законом или договором, по сравнению со странами, развивающими военные усилия только после того, как преступление совершено, — констатирует британский политик. — Эти преимущества колоссальны».

Выводы Черчилля представляют интерес и позволяют развить описанные выше положения институциональной теории. Сам автор, снабдив свои рассуждения аргументами, и подкрепив тщательным анализом, дает две практические рекомендации, одна из которых звучит в виде сентенций моралиста, другая — в форме отвлеченного замечания.