От разочарования скрутило всё внутри, а на языке проступила горечь. Зарислава отвела потемневший взгляд, уж было поднялась, собравшись уходить, как горячая ладонь Марибора легла на её пальцы. Она же, вздрогнув, не отстранилась, не смогла, ощущая, как от его прикосновения стены разом ухнули в пропасть, а пол и потолок поплыли, только и держись.

— Как ты здесь оказалась? — голос его был хриплым, но глубоким, будто произносимым из груди, и окрас его колебался от холодности до тревоги. — Хитрец Наволод, опоил меня чем-то… чтоб его… — вяло возмутился Марибор, ласково погладив запястье Зариславы.

Она, наконец, нашла в себе силы оторвать ладонь от лавки, и пальцы их тут же переплелись, слилось и тепло, как сливаются русла реки, заставив Зариславу вдыхать через раз. Не в силах проронить ни слова, растеряв все мысли разом, она только слышала, как гулко бьёт воспламенившаяся руда в виски, чувствуя, как поднимается тёплая обессиливающая волна от низа живота к голове, вынуждая её дурнеть, как от крепкого мёда. И Зарислава более не сопротивлялась этому потоку, сделалась мягкой и податливой, как нагретый воск. Вдохи её стали ещё реже, когда Марибор открыл глаза и посмотрел уже осмысленно и проницательно. Взгляд его в тусклом бордовом свете ровно заполыхал, утягивая вглубь, вынуждая всю её трепетать от сладости и томления. Как же давно она ждала этого, не подозревая, как истосковавшееся сердце жаждет коснуться другого сердца, слиться дыханиями, телами, потоками силы.

— Что ты молчишь? — сказал он, погладив её руку пальцем, от чего приятно защекотало внутри. — Или всё же старик меня извёл, и я умер и попал в Ирий? А в это с трудом, знаешь ли, верится. За мои проступки мне сулит вечное горение в Пекле.

Зарислава опустила ресницы, губы непроизвольно растянулись в горькой улыбке — в его словах было мало весёлого и праздного.

— Я приготовила трав, — промолвила лишь она, не стала спрашивать, за что степняки так издевались над ним. И про Вагнару тоже. Всё обошлось, и слава Богам.

Марибор неподвижно смотрел из-под прикрытых век, борясь с накатывающей дремотой, но уже ясно и осмысленно, а ещё изучающе и вдумчиво, будто насквозь видел её — совсем как Наволод. А потом в его взгляде что-то изменилось, мелькнула злая догадка и на долю короткого мига — растерянность, губы его плотно сжались, твёрдо дёрнулись желваки на скулах, но подозрение с примесью ревности и огорчения тут же исчезло. Появилось спокойствие, но пальцы его больше не гладили нежно её руку, закостенели, выказывая внутреннее колебание.

Зариславе сделалось не по себе, а в сердце начал закрадываться жгучий стыд, схлынули все чувства, будто она вынырнула из неги тёплой реки на мёрзлый берег. Невольно отвела глаза и поторопилась высвободить руку, приложив немалое усилие.

"Зачем терзать себя, коли ждёт её другая дорога…" — от этого понимания сделалось больно.

Пока она ходила за отваром, Марибор подтянулся на подушке, принимая сидячее положение. Зарислава, оставаясь немой, протянула ему снадобье. Видно, пересилив себя, Марибор принял остывшее снадобье. Не отрывая от неё напряжённого взгляда, выпил до последней капли. Теперь и не оставалось сомнений, что княжич всё понял, но заговаривать о том не спешил. Да и, по-видимому, не собирался. Уже завтра он поднимется с постели, ведь рана его больше не потревожит. Зарислава же под его пытливым взглядом старалась всем своим видом держаться достойно, расправив плечи, подняв подбородок.