Мысли смешались, и Зарислава думала то о Ветрии и её опасениях, то о предательстве Марибора, и дыхание её заходилось от того, что ожидает Княжича. А она, как теперь посмотрит на него, ведь обещалась назваться его. Выходит, и нельзя теперь? Впрочем, с чего она решила, что он возьмёт порченую девку.

Горечь сковала её, вынудив свернуться в траве. Затихла и тут ощутила лёгкое касание, и руки защекотало что-то, будто по ней забегали муравьи. Зарислава распахнула ресницы и дёрнулась, но не тут-то было, даже голову не могла повернуть, шею опутало что-то тугое и прохладное, что говорить о руках и ногах, которые были плотно привязаны тонкими нитями к тверди. Страх сковал её. Сквозь травы она видела, как небо уже потемнело. В сизом глубоком океане одна за другой загорались серебряным бисером звёзды. Зарислава задрожала. Неужели земля погубит?

Некоторое время ничего не происходило, и Зарислава провалилась в пустоту. Голову заполонил туман, и перед внутренним взором травница увидела до боли знакомые очертания женской фигуры — в ней она узнала Ветрию. Седые белоснежные волосы трогал ветерок. Матушка выглядела расстроенной, она виновато смотрела на приёмную дочь, и глаза её голубые меркли.

— Значит, всё верно, скрывала ты, матушка, от меня правду? — мысленно спросила Зарислава.

— Я желала тебе счастья, — раздался голос волхвы в голове, и травница поняла, как истосковалась по матушке.

— Я не вернусь домой, останусь с Чародушей, — с горечью ответила Зарислава, по щекам побежали слёзы от бессилия и безвыходности.

Ветрия лишь понимающе кивнула. Следом туман в голове рассеялся — видение растворилось, как облако в небе. А потом Зарислава ощутила, как к ладоням и спине хлынули токи, отдаваясь слабыми, а потом крепнущими толчками. Сжав кулаки, она напряглась, не ведая, что с ней происходит. Жизненные силы вместе с кровью потекли по венам золотисто-медовой рекой, но уже не так, как раньше, быстро и неукротимо, а медленно, постепенно заполняя её всю. Зарислава ощущала изменения внутри себя, но она глушила их, пытаясь чувствовать себя как прежде. Наволод заверил не тревожиться за то, что к зиме она потяжелеет, и она верила ему. Изменения были в ином. Постепенно наливался низ живота мягким густым теплом, будто вся сила стремилась скопиться только в чреве. Такого раньше с ней не случалось. Раньше она силу чувствовала в груди…

Вспомнив тянущую боль, Зарислава покоробилась, будто заново почувствовала грубое вторжение. Всё же ничего хорошего от мужских ласк нет. Унизительно и больно. И верно никогда не забыть ей о том… Но прихлынувшая золотистая река силы исцеляла, и Зариславу больше не потревожила боль. Всё стихло.

Вскоре она открыла глаза. Небо темнело всё сильнее, плавно покачивалась трава на ветру. А потом полились звуки: шелест, гул сов, лаянье псов в дали. Всё оставалось как и прежде. Поднявшись, оправив платье и волосы, Зарислава, чувствуя небывалую лёгкость, огляделась. Земля исцелила её. И тут же травница всё поняла — внутреннее виденье, что до недавнего мига было мутной рекой, стало рекой прозрачной и чистой. Выходит, после первой своей близости с мужчиной Зарислава открылась земле, и та щедро напитала травницу силой. Она чувствовала так явственно и едва ли не осязаемо буйную мощь, глубокое биение, пульсацию, что по спине прошлась приятная зябь.

"Ясно теперь, как Ветрия брала силы и молодость у земли".

Горел костром небосклон на горизонте, а луна засияла, как огромная бусина жемчуга в чёрном омуте. Вобрав в грудь свежего, пахнущего густо соцветиями воздуха, Зарислава неспешно и зачарованно пошла в сторону леса по лугу на негнущихся от волнения ногах.

Взяло было сомнение — увидит ли огневицы? Отзовутся ли на её зов?

Марибору нужны сейчас её травы.