В большом добротном, сделанном на заказ кресле-качалке крепко спал Тихон, склонив голову на подушку с бутонами пионов, вышитых Серафимой Андреевной. Одной рукой он придерживал за спинку спящую дочку, которая розовой звездой распласталась по сине-бежевой клетке отцовой рубахи. Второй рукой он держал дочь за крохотную пяточку, безо всякого практического смысла, просто на всякий случай. Марфа спала, кажется, еще крепче отца, безмятежно устроившись пухлой щёчкой аккурат на пуговице. Правым кулачком она для страховки держалась за мягкий хлопок кармана папиной рубашки.

Варя смотрела на спящих мужа и дочь и перед ее глазами проходил, словно в режиме обратной перемотки, последний год ее жизни.

Дочка ей досталась нелегко. Ранний и сильный токсикоз. Угроза прерывания. Потом еще поздний токсикоз. УЗИ в тридцать две недели показало тазовое предлежание плода. Варе от всех трудностей хотелось выть. Теперь еще и перспектива кесарева сечения нарисовалась во всей красе. Варвара, положив руки на живот, шёпотом уговаривала дочь перевернуться. Но будущая Марфа Тихоновна как ни в чем не бывало сидела у мамы в животе в позе Будды, на попе, и не думала переворачиваться. Тут к делу подключился будущий отец. Две недели Тин о чем-то шушукался с Вариным животом. Варей в это время овладела какая-то странная апатия. Но она мгновенно слетела в тот момент, когда дочь решила прислушаться к отцовским увещеваниям. Варваре показалось, что дыхание у нее не восстановится – так сбилось в тот момент, когда ее маленькая «будда» решила, что выходить на свет будет как положено – головкой вперёд. Потом, когда дыхание все-таки вернулось, Варя решила, что наконец-то все ее проблемы на этом кончились. Не тут-то было.

Видимо, в процессе переворачивания на позднем сроке ребёнок намотал пуповину, но не на шею, а на ручку. Роды были трудными. Только мастерство и опыт акушерской бригады, которые были существенно подкреплены денежно, и то, что Варя сама прекрасно понимала, что происходит и не потеряла присутствия духа, позволили девочке получить семь баллов по шкале Апгар. Но всё равно гипоксия, аспирация околоплодными водами. И все-таки пневмония. Как следствие – палата реанимации новорождённых.

Варя принадлежала к врачебной династии. Она сама хирург, видела всякое, читала многое. И все-таки, когда увидела свою дочку с иглой в голове – не выдержала. И ведь знала же, что у новорождённых вены лучше всего именно на голове, и это нормально, и ничего страшного, так удобнее всего. Но всё равно не выдержала, зарыдала.

А вот Тихон выдержал. Он не дрогнул, когда увидел кроху-дочь с иглой капельницы в голове. Варя понятия не имела, как он умудрился просочиться в реанимацию новорождённых. В некоторые моменты Тихона Тихого просто никто не мог остановить. Его знали все медсестры и врачи отделения. Ему звонили и отчитывались – Варя сама слышала. «Ваша маленькая принцесса сегодня просто молодцом, Тихон Аристархович. А вот мамочка плакала. Но вы не переживайте, мамочки поначалу часто плачут».

Он не дрогнул. Ни лицом, ни рукой, ни голосом. Стеной встал. И повторял только. «Всё. Будет. Хорошо. Вот увидишь, всё будет хорошо».

«Хорошо» случилось. Но далеко не сразу. Непросто было и когда их с Марфой все-таки выписали домой. И неврология вследствие серьёзной внутриутробной гипоксии, и проблемы с животом из-за антибиотиков. Варин мир сузился до размеров одного-единственного существа – ее дочери. Всё было подчинено ей.

А Тин всё время находился рядом. Вышагивал с капризничающей Марфой по спальне, когда она маялась животиком, а Варя уже падала от усталости. Договаривался по рекомендации Глеба Николаевича с врачами о консультациях, привозил массажиста, строил дом, работал, нанял приходящую домработницу. Между прочим, врачи, которые их консультировали, равно как и словоохотливая и очень опытная массажистка, которая работала с Марфой, все как один принимали Тихона за врача – так легко он оперировал всякими медицинскими терминами.