Мимо застывшей людской толпы по дороге промчался с грохотом грузовик, затормозив резко рядом с Бочкиным. Из кабины выскочил взъерошенный Любицкий и бросился к парню:

– Бочкин, немедленно со мной в штаб! Сейчас ты мне все расскажешь! Что за фокусы с аэродромом, как теперь вытаскивать танкистов оттуда?

Но Николай не дал ему договорить:

– Вот они, вот! Это наши танки!

Любицкий проследил, куда указывает его палец:

– Это что такое? Что за танки? Откуда они взялись?

И вдруг раздался крик наблюдающего, что сидел на броне БТР с биноклем, контролируя правый фланг:

– Товарищ майор, это немцы! На высоте пушку устанавливают! И, кажется, еще пулеметы! Один точно есть!

Ротный командир отреагировал мгновенно. Приказ: «В укрытие! За дорогу, в кювет! Обстрел!» полетел вдоль колонны, передаваясь от взводного к взводному. И толпа ожила, зашумела; рядовые и офицеры бросились прочь с открытой дороги, выискивая на обочине углубления. Любая ямка сейчас могла спасти жизнь, закрыть от пуль или снаряда. Из машин выскакивали связисты, чтобы унести хрупкую технику подальше. Пулеметчики устанавливали огневые точки, выискивая лучший угол прицела. Но позиция батальона была крайне невыигрышной. С высоты артиллерия и стрелки вермахта видели как на ладони дорогу и всех, кто пытался скрыться в складках местности. Для советских пулеметчиков и снайперов высота холма с артплощадкой и ряд из редких деревьев делали позицию неуязвимой. Любая попытка забраться наверх сразу будет видна и пресечена шквальным огнем. Да и против танков не выйти с автоматом или винтовкой. Грозные машины были все ближе, но по-прежнему не стреляли, лишь сбавили скорость, почти достигнув каймы из деревьев.

По-прежнему молчало оружие, никто так и не нажал на гашетку, не понимая, кто же управляет танками – свои или немцы? Напряжение сгустилось в воздухе, тишина, грозная и опасная, ощущалась кожей. Каждый воин ждал, что же дальше, в кого стрелять, кто начнет атаковать первым?

Политрук вцепился в рукав шинели Бочкина, потащил его к пыхтящему посередине дороги грузовичку:

– Я тебя сейчас под трибунал! Без суда и следствия! Вот они, твои танкисты! На Гитлера работают!

– Нет, нет, этого не может быть! – Бочкин не в силах был поверить, что это его боевые товарищи сейчас атакуют советских бойцов, идут, грозно выставив дула, прямо на него.

Вдруг крайний танк ювелирно прошелся по краю вдоль деревьев, гася разгон, так что из-под траков полетели куски земли. Машина выписала петлю крутого поворота и, оказавшись кормой к советской пехоте, замерла с пушкой, нацеленной теперь на вершину холма.

Изумленные ловким маневром солдаты заахали:

– Вот чертяка, что творит!

– Смотри, во фрицев целится!

Политрук замер в замешательстве, не понимая, что происходит. И Бочкин этим воспользовался. Он вывернулся из цепких пальцев подполковника, в два прыжка перебежал через дорогу, сиганул в кювет и запетлял между деревьями. Он сразу понял – это его экипаж! Это они! Только Бабенко может вытворять такие тонкие маневры на тяжеленной машине, управляя ею, словно сросся всем телом с подвеской и фрикционами. Надо срочно бежать туда, к основанию горы, к своим на помощь!

На площадке для артударов обер-лейтенант рвал и метал, его железный крест уходил из-под носа. Танкисты-смертники повели себя совсем не по плану, не ворвались в толпу русских солдат и не подняли на воздух стрелковый батальон. Бронированные панцеры лихо скатились вниз, как и было задумано. Но потом почему-то начали замедлять скорость, выкруживать изгибы, внезапно оказавшись носовой частью с грозным орудием прямо напротив артустановки на первой линии позиции.