Я выпрыгнул из машины на булыжную мостовую тротуара.

Бердышев нажал кнопку звонка.

Самая обычная кнопка, такие установлены в любом подъезде, возле каждой квартиры. Затем Жан Гаврилович вытащил из нагрудного кармана удостоверение, раскрыл его и показал в глазок.

Замок негромко щёлкнул, и дверь открылась.

Жан Гаврилович наклонился к охраннику и что-то негромко сказал. Но я стоял сразу за ним, а потому расслышал фразу, которую он произнёс.

«Слово и дело».

Насколько я знал историю, впервые этот пароль применил Пётр Первый. Сказав эти слова, любой мог попасть к Императору по делу государственной важности. И дальше уже Император решал — наградить обратившегося, или вырвать ноздри и сослать на каторгу, чтобы больше не тревожил монарха по пустякам.

Охранник распахнул дверь и протянул руку ладонью вверх.

Жан Гаврилович молча вложил в неё свой пистолет.

— Идите за мной, — кивнул охранник.

Мы вошли во дворец, и дверь чёрного хода мягко закрылась за нами.

Мы долго шли длинными и запутанными подвальными коридорами. Вдоль них тянулись толстые кабели в чёрных резиновых оболочках и выкрашенные зелёной краской трубы, на которых грелись бесчисленные разномастные коты. Во всех углах стояли миски с кошачьим кормом и лежали мягкие подстилки.

Пахло в подвале соответственно.

Словно в приюте для бродячих животных.

Вот тебе и Императорский дворец.

— Зачем здесь столько котов? — спросил я Бердышева.

Жан Гаврилович нетерпеливо дёрнул плечом.

— Традиция. Раньше ловили крыс и мышей, а теперь просто живут.

В принципе, логично. Лучше терпеть во дворце кошек, чем крыс.

Через десять минут я запутался в бесконечных поворотах. По сравнению с этим подвалом подвал графа Стоцкого выглядел игрушечным. Здесь можно было скитаться бесконечно и никогда не найти выхода.

Внезапно наш провожатый открыл неприметную дверцу. За ней оказалась винтовая лестница с высокими ступеньками и металлическими перилами. Мы поднялись на два этажа.

Я ожидал, что мы выйдем из потайной двери прямо в императорский кабинет. Но мы оказались в небольшой гостиной, которую украшала изящная мебель на резных позолоченных ножках.

Охранник пошёл дальше. Мы заторопились за ним. Потянулась бесконечная анфилада залов, украшенных старинной мебелью и потемневшими портретами. От подвала залы отличались только пышностью убранства и наличием высоких окон, из которых была видна набережная Невы.

Я даже разглядел внизу козырёк подъезда и чёрную крышу машины Бердышева.

Охранник открыл очередную дверь, и мы оказались в небольшом уютном кабинете. Возле высокого полукруглого окна стоял большой письменный стол, покрытый бордовым сукном. На столе лежал закрытый ноутбук с незнакомым логотипом на крышке.

Я вытянул шею. Ага! Двуглавый орёл, расправивший крылья.

Отечественная разработка.

Охранник указал нам на стулья, которые стояли вдоль обтянутой золотистым бархатом стены, и сказал одно-единственное слово:

— Ждите.

Меня сразу потянуло плюхнуться на стул.

Но Жан Гаврилович остался стоять, мастер Казимир тоже.

Я благоразумно решил последовать их примеру, и не прогадал.

Не прошло и минуты, как дверь снова открылась.

В кабинет вошёл высокий человек в военном мундире, который наискось пересекала широкая голубая лента.

Лицо вошедшего обрамляла аккуратная русая бородка. На голове виднелись залысины.

Я сразу узнал его. Он был очень похож на своё изображение на двухрублёвой купюре.

Император Российский кивнул нам и сказал:

— Здравствуйте, господа!

Глава 22

По усталому взгляду Императора было видно, что всё свободное время он проводит в размышлениях о судьбе народа и отечества.