Надин задвинула полог над койкой. Сняв одежду, она скользнула в постель и закрыла глаза, чтобы произнести благодарственную молитву, так как была уверена — не будь она предупреждена об опасности, они с Лайлом могли бы погибнуть в гостинице.

Лайл лег рядом и обнял ее. Надин хотела спрятать лицо от стыда, потому что на ней не было даже ночной рубашки, но Лайл уже целовал ее страстно и требовательно, не так, как раньше. Его руки и губы были восхитительны, и ей казалось, будто ее пронзают язычки пламени. Она ощущала нечто, не изведанное раньше, и понимала, что это — часть их любви, счастье, которое испытывали друг с другом ее родители. Любовь заставила их бежать вместе, и они ни разу не пожалели об этом, более двадцати лет скрываясь от русских шпионов.

«Я люблю тебя! Люблю! — хотелось сказать Надин. — Не важно, что произойдет потом, — я все равно буду любить тебя».

Она знала, что Лайл чувствует то же самое, и, когда они стали единым целым и вознеслись в рай, ее охватило непередаваемое блаженство.

Они не замечали времени.

В иллюминаторы светило солнце, а гул двигателей казался им музыкой.

— Я хочу кое-что сказать тебе, дорогая, — пробормотал Лайл, — но ты не должна расстраиваться.

— Расстраиваться? Почему я должна... расстроиться? — удивилась Надин.

Он не ответил.

— Т-ты... разочаровался во мне? — Надин встревоженно посмотрела на мужа.

Лайл ласково засмеялся.

— Дорогая, как ты можешь думать об этом! Ты чудо, ты — моя жена, о которой я мечтал всю жизнь и наконец нашел.

— Тогда... меня уже ничто не может расстроить... если только ты не решишь снова отправиться на поиски приключений. Я... я не вынесу этого!

— Эта часть моей жизни закончена. У меня много дел в Англии, и ты будешь вдохновлять меня, помогать, так что без тебя мне не обойтись!

— Тогда... что же может... расстроить меня? — недоумевала Надин.

— Я хочу, чтобы ты была в полной безопасности, — пояснил Лайл, — и хотя твой отец считается героем в Англии, будет лучше, если никто не узнает, что ты — его дочь.

Надин, немного поколебавшись, произнесла:

— Я понимаю. Но я все равно... очень горжусь папенькой.

— Он один из героев своего века, — сказал Лайл. — Однако люди имеют обыкновение сплетничать, а сплетни — попадать в газеты.

— Я не подумала об этом! — вскрикнула Надин.

— А я подумал, — продолжал ее муж. — Как тебе известно, в Лондоне есть русское посольство. Рано или поздно слух о дочери Талбота дойдет до Санкт-Петербурга и его тайной службы.

Надин схватила его за руку.

— Тогда тебе... тебе придется... снова прятать меня! О Лайл, я понимаю... конечно... никто не должен узнать... обо мне.

— По крайней мере сейчас, — добавил Лайл. — Может быть, когда-нибудь мы сможем рассказать обо всем нашим внукам, и наш рассказ покажется им самой замечательной историей на свете.

Надин засмеялась и прошептала:

— Вначале у нас должны появиться... дети. А они никогда не будут подвергаться опасности, как мы.

— Я думал именно об этом. А потому, моя драгоценная, нам придется придумать имя, которое убедит всех в твоей значительности, но ничего не скажет русским.

— Ты прав... конечно, ты прав, — согласилась Надин. — Для меня важно только одно... не оглядываться... каждый раз, когда я выхожу из дома... или волноваться о... о тебе.

— По-видимому, в Англии русские перестанут преследовать меня, так как это будет слишком сложно. Но ты не хуже меня знаешь, они никогда не простят твою матушку за то, что она сбежала, пренебрегла приказом царя, хоть всем известно, что он был большим тираном.