|
В жизни так называл ее Гогарти, утверждая то ли в шутку, то ли всерьез, что башня станет новым оракулом, храмом неоязычества.] – Ладно, пусть остается, – сказал Стивен. – Так-то он ничего, только по ночам. – Тогда в чем же дело? – наседал Бык Маллиган. – Давай рожай. Я-то ведь напрямик с тобой. Что у тебя такое против меня? Они остановились, глядя туда, где тупая оконечность мыса Брэй-Хед покоилась на воде, словно голова спящего кита. Стивен осторожно высвободил руку. – Ты хочешь, чтобы я сказал тебе? – спросил он. – Да, в чем там дело? – повторил Бык Маллиган. – Я ничего не припоминаю. Говоря это, он в упор посмотрел на Стивена. Легкий ветерок пробежал по его лицу, вороша светлую спутанную шевелюру и зажигая в глазах серебряные искорки беспокойства. Стивен, удручаясь собственным голосом, сказал: – Ты помнишь, как я пришел к тебе домой в первый раз после смерти матери? Бык Маллиган, мгновенно нахмурившись, отвечал: – Как? Где? Убей, не могу припомнить. Я запоминаю только идеи и ощущения [24 - Запоминаю только идеи и ощущения. – Маллиган оправдывает свою забывчивость философски: идущая от Локка английская философско-психологическая традиция считает, что память человека содержит лишь идеи и ощущения, но не полные образы прошедшего.]. Ну и что? Чего там стряслось, бога ради? – Ты готовил чай, – продолжал Стивен, – а я пошел на кухню за кипятком. Из комнат вышла твоя мать и с ней кто-то из гостей. Она спросила, кто у тебя. – Ну? – не отступал Бык Маллиган. – А я что сказал? Я уже все забыл. – А ты сказал, – ответил Стивен ему, – «Да так, просто Дедал, у которого мамаша подохла [25 - Мамаша подохла. – Видимо, эта или близкая фраза – а также и произведенное ею впечатление – имели место в реальности. 10 января 1907 г. Джойс пишет брату: "Такая новость: у О.Г. «мамаша подохла», – кавычками указывая, что выражение принадлежит не ему (а, по всей видимости, О.Г.).]». Бык Маллиган покраснел и стал казаться от этого моложе и привлекательней. – Я так сказал? – переспросил он. – И что же? Что тут такого? Нервным движением он стряхнул свое замешательство. – А что, по-твоему, смерть, – спросил он, – твоей матери, или твоя, или, положим, моя? Ты видел только, как умирает твоя мать. А я каждый день вижу, как они отдают концы и в Ричмонде, и в Скорбящей, да после их крошат на потроха в анатомичке. Это и называется подох, ничего больше. И не о чем говорить. Ты вот не соизволил стать на колени и помолиться за свою мать, когда она просила тебя на смертном одре. А почему? Да потому, что в тебе эта проклятая иезуитская закваска [26 - Иезуитская закваска и ниже Лойола (св.Игнатий Лойола, 1491-1556, основатель Ордена Иезуитов) – тема иезуитского, упрямо-догматического типа сознания Стивена, который он сохранил, несмотря на разрыв с Церковью. Это часто говорили о самом Джойсе, и, в общем, он это признавал верным.], только она проявляется наоборот. По мне, тут одна падаль и пустая комедия. Ее лобные доли уже не действуют. Она называет доктора «сэр Питер Тизл» [27 - Сэр Питер Тизл – персонаж пьесы Р.Б.Шеридана «Школа злословия» (1777); Мэй Мерри называла так своего врача.] и хочет нарвать лютиков с одеяла. Уж не перечь ей, вот-вот все кончится. Ты сам не исполнил ее предсмертную просьбу, а теперь дуешься на меня, что я не скулил, как наемный плакальщик от Лалуэтта. Абсурд! Допустим, я и сказал так. Но я вовсе не хотел оскорбить память твоей матери. |
