И спец весело заржал. Сохатый тоже посмеялся, но ему было не до смеха. Он поехал домой, прикидывая, какую информацию о нем, о Солодове, о человеке, к которому он обращался за серпастым молотастым, успели собрать в ФСБ, размышлял о последствиях.

Мысли лезли в голову нехорошие. Нет, не зря этот Рощин ему подставился. Не зря. Сделали, как пацана. А потом упакуют в аккуратную бандерольку, напишут «Кантовать» и отправят в Сибирь. В «столыпинском» вагоне. Херово дело то, а, Сохатый?… так, Бориса я проинструктировал. В случае чего знает, что отвечать. Но все это туфта. Борис мужик умный, а все равно расколют. Он же в эти игры никогда не играл… Херово, Сохатый? Херово…

А дома Мишку ждал еще один сюрприз. Из почтового ящика он вытащил конверт без обратногo адреса. Отправленный на почтовом отделении N 256 двадцать третьего октября. Он сразу понял от кого. Гурецкий прочитал письмо, и мысли его приняли совершенно неожиданный оборот. Он перечитал короткий текст второй раз, запомнил его наизусть, а затем сжег письмо и конверт в раковине.

Наталья получит письмо от Птицы только в конце ноября, когда выпишется из психиатрической лечебницы Скворцова Степанова. После этого она снова попадет в больницу почти на два месяца. А письмо подошьют в историю болезни.

* * *

Штирлиц Шалимов проводил обычный доклад о текущих делах. Он доложил про успешную разработку одного из редакторов на питерском телевидении. Сорокалетний мужик был голубым, и к нему удалось подвести симпатичного шестнадцатилетнего подростка. Здесь намечалась хорошая перспектива. Коротков одобрил: редактор не был влиятельным человеком, но тем не менее мог пригодиться. ТВ оно и в Африке ТВ. Вложишь рубль, вернешь бакс.

А вот второй вопрос… второй вопрос был о Дуче. По сути – о ста пятидесяти тысячах баксов. Штирлиц готовился к докладу. Прикидывал, как доложить, чтобы тема прозвучала предельно нейтрально. Пока репетировал сам с собой, все вроде бы получилось. Сейчас, глядя на Короткова, понял: все его аргументы неубедительны. Дуче исчез. Вместе с ним исчезли деньги. И этим все сказано.

– Это хорошо, хорошо, – сказал Сергей Палыч. – Ты этого гомика дожми. А что по моему другу Сене? Срок, если я не ошибаюсь, истек вчера. Так?

– Точно, – кивнул головой Штирлиц… – С Семеном вышла…

Шалимов замолчал. Он был решительный человек, закалку прошел на самом острие ментовской работы. Еще не так давно сам себя пытался убедить, что все это ерунда и сто пятьдесят тонн зелени для Короткова не сумма…

– Ну, так что вышло? Ощенился он? Принял мусульманство? А? Что?

– Он скрылся. Оперативные меры результата пока не дали.

– О, брось, Игорь. Оперативные меры… мы не в ментуре. Где сто пятьдесят тысяч долларов? Деньги, они либо есть, либо их нет. Вот и вся наука!

Шалимов щелкнул зажигалкой, прикуривая, оттягивая время, пытаясь найти какой то вариант ответа… не находил.

– Я уже докладывал, Сергей Палыч. Дуче явно проворачивал какую то свою комбинацию. Возможно, теракт… Мы провели огромный объем работы, потеряли человека. А после взрыва Семеном заинтересовалась ФСБ. Проводить какую либо деятельность рядом с комитетскими стало невозможно, я…

– Игорь! – перебил шеф. Доброжелательности в его голосе не осталось и следа. – Помнишь наш разговор неделю назад?

– Да, конечно, Сергей Палыч, помню.

– Я у тебя спросил: не будет кидка? Что ты мне ответил? – взгляд Короткова стал жестким, колючим. По своим каналам в ГУВД он сумел кое что выяснить. Немного, совсем немного. Но даже по тем намекам, что прозвучали, он понял: угроза взрывов отпала. Группа террористов разгромлена. Милицейский полковник, сливший информацию, выиграл в тот вечер у Короткова почти штуку баксов в преферанс.