Ромашкина не сумела сдержать завистливый вздох. Конечно, она сама хорошо зарабатывает, но вот так небрежно, походя выбросить сто долларов ей слабо.
- Одевается наша Розочка только в бутиках, - самозабвенно попивая ликер, сплетничала хозяйка, - обедать каждый день ездит в "Охотник", ресторан при Центральном доме литераторов, а там чашечка кофе на пятьдесят баксов тянет.
Одним словом, похоже, денег ей девать некуда, вот и ломает голову, куда бы их рассовать.
- Я бы на ее месте начала коллекционировать предметы старины.
Лена засмеялась:
- Роза патологически не переносит, как она говорит, "старушечьи штучки". Тут недавно дядька приходил ко мне зубы себе делать, директор антикварного магазина. В благодарность за хорошую работу предложил:
- Хотите, приезжайте ко мне в магазин. За копейки отличные вещи можете купить. Некоторые старики такое сдают, что закачаться можно. Сами не понимают, чем владеют.
Лена любит безделушки, поэтому с удовольствием воспользовалась случаем и приобрела за бесценок несколько изумительных фарфоровых статуэток балерин.
Желая похвастаться, она принесла одну на работу и показала в ординаторской.
Врачи заахали, заохали. Такая красота! Надо же, сделано из фарфора, а кажется, что на танцовщице настоящие кружева. И тут появилась Шилова.
- Розочка, посмотри, какая прелесть, - кинулась к ней Вера Стеблова, операционная медсестра. Косметолог сморщила нос:
- Господи, да мне от бабки ящики с таким барахлом достались в наследство. Все выкинула. Как, скажите на милость, из этих дырок грязь выковыривать?
- Но это же настоящая старина, - попыталась объяснить Вера.
Роза Андреевна только хмыкнула:
- Вещи должны быть новыми, чистыми и красивыми. Может, кому и нравится иметь дело с треснувшими тарелками и выцветшими тряпками, но только не мне.
Глава 6
Домой я приехала разочарованная. Похоже, что Роза яйца не брала.
Вернее, на девяносто процентов это не Шилова. Дама отлично зарабатывает, родственников не имеет, коллекционированием не увлекается...
Продолжая размышлять на эту тему, я открыла дверь и увидела забившегося в угол мопса Хуча.
- Милый, ты почему прячешься? Натворил чего? Но всегда приветливый Хучик сидел под стулом, понурив голову.
Не понимая, что случилось с собачкой, я сняла куртку, ботинки, и тут в прихожую, радостно лая, влетел Хуч. Я так и села. У меня глюки? Один Хучик с мрачной мордой забился под стул, другой весело вертится у меня под ногами, пытаясь облизать хозяйку.
- Как день провела? - поинтересовалась, выглянув из гостиной, Зайка.
- Ольга, - осторожно спросила я, - ты Хуча видишь?
- Да вот же он!
- А там тогда кто?
Зайка засмеялась и вытащила из-под стула еще одного мопса.
- Это Юнона, в обиходе Юня или Нюня. Она откликается на любую кличку.
Я уставилась на слишком толстую собачку:
- Ничего не понимаю.
- Часа два тому назад, - пустилась в объяснения Зайка, - к нам заявилась Агата Кроуль. Помнишь ее?
Еще бы, с Агаткой мы долгие годы проработали бок о бок в одном институте, преподавали иностранные языки. Я - французский, а Агата - немецкий.
Она этническая немка. Ее дед и бабка, оба коммунисты, приехали в тридцатые годы в Москву по линии Третьего Интернационала. Была такая международная организация, объединявшая в разных странах тех, кто хотел строить светлое коммунистическое будущее. Супругам Кроуль не удалось ничего построить - в начале сороковых годов они оказались в лагере. |