– Ладно, я перезвоню, – вздохнул Грейс.

Фельдшер нащупывал у трупа пульс. Обязательная формальность.

Суперинтендент принял решение, отчасти продиктованное стремлением попасть на прощальную вечеринку, но все‑таки главным образом реально сложившейся ситуацией. Он уже побеседовал с восемью членами экипажа. Каждый подтвердит, что труп найден в море. Фотограф Джеймс Гартрел полностью отснял и сфотографировал сцену. Тело поднято со дна в пластиковой обертке – крайне невероятно, чтобы на судне остались криминалистические свидетельства. Если были на самом пластике, то их смыло водой при подъеме.

У него есть полное право задержать драгу, объявив ее местом происшествия, только что это даст – непонятно. Тело попросту поднято с морского дна. Драга имеет к нему точно такое же отношение, как вертолет к снятому с поверхности воды утопленнику. Причина смерти будет установлена в морге.

– Могу вас обрадовать, – объявил Грейс Дэнни Маршаллу. – Назовите фамилии и адреса всех членов экипажа, и вы свободны. – Потом оглянулся на фельдшера. – Переправляйте тело на берег, пусть остается в обертке.

– Ничего, если попозже пришлю заключение? – спросил Грэм Льюис. – Тренирую нынче вечером молодежную команду регбистов.

– Я не знал, что вы тренер по регби. Полицейская команда под моим началом. Нам нужен новый тренер.

– Звякните мне.

– Обязательно.

– Заключение можно представить завтра. – Грейс снова взглянул на разрезанное худощавое тело.

Кто ты? Откуда? Кто тебя так? Зачем? Почему?

Вечное почему.

При каждом убийстве Рой Грейс на месте происшествия задает себе в первую очередь этот вопрос. А в свои тридцать девять лет, молодой еще по полицейским меркам, он слишком часто бывал на местах преступлений.

Слишком часто, чтобы испытывать потрясение.

Но не слишком, чтобы равнодушно относиться к самой смерти.

15

Линн ненавидела эту дорогу и в лучшие дни – медленный долгий подъем по шоссе А23 через пригороды столицы к Королевской больнице Южного Лондона на Денмарк‑Хилл, где Кейтлин предстоит провести четыре дня на предварительном обследовании.

В последний раз они ехали этой дорогой в апреле, чтоб прикупить в «Икеа» что‑нибудь для спальни. Хоть какое‑то развлечение, если здравомыслящий человек может назвать развлечением воскресную толкучку в магазине.

Впрочем, после сурового испытания их ожидала награда, для Линн фактически двойная, – Кейтлин не просто ела «нездоровую», по ее твердому убеждению, пищу, от которой всегда нос воротила, но и сладострастно чавкала, как поросенок.

Пройдя, наконец, бесконечную очередь к кассе, купив тумбочку, лампу, постельное покрывало, обои, занавески, они зашли в ресторан, заказали фрикадельки с молодой картошкой и на десерт мороженое. Больше того – купили на ужин хот‑доги с горчицей и кетчупом, которые съели прямо в машине, не доехав до дома. Линн почти ожидала, что Кейтлин с минуты на минуту потребует остановиться, выскочит, выплеснет обратно содержимое желудка, а та с ухмылкой сидела, облизываясь, и повторяла: «Ох, какое дерьмо! Жутче даже как бы не бывает!»

Редкий случай – дочка по‑настоящему наслаждалась едой, ненадолго внушая надежду на начало нового, лучшего жизненного этапа.

И сейчас рядом высокая подсвеченная дымовая труба «Икеа» с синими и желтыми полосами наверху. Кейтлин на пассажирском сиденье скорчилась над мобильником, сосредоточенно набирает текст. Так и сидит над ним целый час после отъезда из Брайтона, фары встречных машин освещают призрачное желтовато‑белое лицо.

– Хочешь фрикаделек, детка?

– Отстой, – сонно пробормотала Кейтлин, не поднимая глаз, будто мать предлагала ей яд.