— «Мне он не нравится, Элизабет. Я допускаю, что его внешность и выражение лица могут быть привлекательными, и что его манеры, вернее его обращение, в известном смысле приятны. Но больше я не увидела ничего, чтобы им восхищаться. Напротив, он кажется очень пустым, очень тщеславным, глупо стремится выделиться, и некоторые способы, к которым он для этого прибегает, достойны совершенного презрения. Возможность посмеяться над ним меня несколько позабавила, но его компания не доставила мне другого приятного чувства».

— «Милочка моя, Эмма! Ты не похожа ни на кого на свете. Хорошо, что рядом нет Маргарет. Ты не обижайся на меня, я, хотя и с трудом, могу тебе поверить. Но Маргарет никогда бы не простила таких слов».

— «Хорошо бы, чтобы Маргарет не могла услышать, как он признавался в своем безразличии к тому, что она уехала, он заявил это спустя, кажется, всего два дня, как виделся с ней».

— «А! Это так похоже на него. И это человек, который, как она хочет думать, отчаянно влюблен в нее. У меня он не в фаворе, как ты хорошо знаешь, Эмма, но ты должна думать о нем благосклонно. Можешь ты, положа руку на сердце, сказать, что это не так?»

— «Конечно, могу, даже две руки, и распахнуть их как можно шире».

— «Мне бы хотелось знать, о каком человеке ты думаешь благосклонно».

— «Его зовут Ховард».

— «Ховард! Боже мой. Я не могу думать о нем иначе, как о карточном партнере леди Осборн, который выглядит гордым. Я должна признаться, однако, что это дает мне надежду, что ты думаешь о Томе Масгрейве то, что говоришь, мое сердце было полно дурных предчувствий, что ты увлечешься им, как и другие. Ты так решительно говорила накануне, и я боялась, что твое хвастовство будет наказано. Я надеялась только, что это будет единственный раз, и он не будет больше уделять тебе много внимания, женщине очень тяжело устоять против льстящего ей мужчины, когда он стремится доставить ей удовольствие».

Когда их небольшой дружеский обед закончился, мисс Ватсон не могла удержаться, чтобы не отметить, как уютно он прошел.

— «Мне так приятно», — сказала она, — «когда что-то проходит мирно и добросердечно. Невозможно сказать, до чего я ненавижу ссоры. Сейчас, хотя у нас не было ничего, кроме жареной говядины, какой вкусной она показалась. Мне бы хотелось, чтобы всех было так же легко удовлетворить, как тебя, но бедная Маргарет такая капризная, и Пенелопа считает, что она предпочитает ссору всему остальному».

М-р Ватсон вернулся к вечеру, от дневных упражнений ему не стало хуже, и соответственно он был доволен тем, что сделал, и не прочь поговорить об этом, сидя на своем месте у камина.

Эмма не ожидала ничего интересного для себя в подробностях визитов, но когда она услышала, что упомянули о м-ре Ховарде как о проповеднике, прочитавшем прекрасную проповедь, она навострила уши.

— «Я не помню, когда я в последний раз слышал более умную лекцию», — продолжал м-р Ватсон, — «или лучше произнесенную. Он читает удивительно хорошо, очень уместно и в очень выразительной манере, и в то же время без театральных ужимок и надрыва. Признаюсь, мне не нравится, когда на кафедре ведут себя слишком активно, не нравятся напускные манеры и вычурные модуляции голоса, которые присущи очень многим этим популярным проповедникам, вызывающим восхищение. Простая манера говорить намного лучше возбуждает религиозное чувство, и говорит о хорошем вкусе. М-р Ховард читает как знаток и как джентльмен».

— «А что вы ели на обед, сэр?» — спросила его старшая дочь.

Он описал блюда и рассказал, что ел сам.

— «В целом», — добавил он, — «у меня получился очень приятный день, мои старые друзья чрезвычайно удивились, увидев меня у себя, и я должен признаться, что каждый стремился оказать мне большое внимание, и, казалось, сочувствовал мне, как инвалиду.