К закату они завершили работу и перенесли в низину свои запасы и вещи. Вечер был душным. Росторн срезал несколько банановых листьев и накрыл ими свежевыкопанную землю.

– В эпицентре гражданской войны маскировка не помешает. В любом случае бананы нужно обрезать.

Джули подняла голову.

– Кстати, о войне. Не кажется ли вам, что пушки стали звучать громче... ближе?

Росторн стал внимательно вслушиваться.

– Действительно, так оно и есть. – Он нахмурился. – Интересно... – Он щелкнул языком и покачал головой.

– Что интересно?

– Я вообще думал о том, что боевые действия могут нас настигнуть, но все же считаю это маловероятным. Если Фавель захватит Сен‑Пьер, он должен атаковать силы Серрюрье между Сен‑Пьером и мысом Саррат, то есть совсем в другой стороне.

– Но орудия все же бьют ближе к этой стороне.

– Это эффект от ветра, – сказал Росторн неуверенно, поскольку ветра не было.

Когда зашло солнце, они приготовились к ночевке и распределили дежурство. Миссис Вормингтон с общего согласия было позволено спать всю ночь. На нее полагаться было бессмысленно. Они еще поговорили о том, о сем и улеглись, оставив на часах Джули.

Она сидела в полном мраке и прислушивалась к артиллерийскому шуму. Ее неопытному уху казалось, что пушки находятся где‑то совсем рядом, внизу долины или даже ближе, но она успокаивала себя, вспоминая рассуждения Росторна. На западе небо освещалось красным огнем – город горел.

Она отыскала у себя в кармане смятую сигарету, зажгла ее, жадно затянулась. Курение немного успокоило ее, сняло напряжение тяжелого дня. Прислонясь спиной к стволу бананового дерева, или растения, или как там его, она думала о Уайетте, о том, что могло с ним случиться. Может быть, он уже был мертв, перемолот челюстями войны. Или сидел в камере, сгорая от бессильного гнева, в ожидании смертоносного ветра, который – он один это знал, – скоро должен прийти. Она так жалела, что они оказались разлученными, так хотела, чтобы он оказался сейчас рядом с ней.

А Костон? Что произошло с Костоном? Если ему удалось вернуться в отель, он должен был найти их записку, приколотую к двери каморки под лестницей, и узнать из нее, что они уже на пути к безопасности. Но он не узнает, где они находятся, и не сможет к ним присоединиться. Тем не менее она надеялась, что с ним все будет в порядке, а вот Уайетт... и она снова стала думать о Уайетте.

Когда взошла луна, Джули как было условлено, разбудила Эвменидеса.

– Все тихо, – проговорила она негромко. – Ничего не произошло.

Он кивнул и сказал:

– Пушки близко. Ближе, чем раньше.

– Вы так думаете?

Она снова кивнула, но больше ничего ее сказала. Джули отошла к своему окопу и легла на одеяло. Мысль о могиле опять пришла ей в голову, потом в окутавшей ее дремоте она увидела Уайетта и не заметила, как заснула.

Она проснулась от того, что кто‑то трогал ее лицо. Она попыталась подняться, но чья‑то рука тяжело легла ей на плечо.

– Ш‑ш‑ш... – прошипел Эвменидес. – Тише.

– Что случилось? – прошептала она.

– Не знаю, – сказал он ей на ухо. – Здесь люди, много.

Она напрягла слух и действительно услышала какой‑то неопределенный, неизвестно откуда исходивший шум.

– Это ветер в банановых листьях, – пробормотала она.

– Не ветер, – сказал Эвменидес с уверенностью.

Она еще раз прислушалась и как будто уловила вдалеке голоса.

– Не знаю, что там такое, но надо разбудить остальных.

Он пошел будить Росторна, а Джули – миссис Вормингтон. Та проснулась со встревоженным криком, и Джули тут же зажала ей рот рукой.