Разговор произошел поздно вечером. Видимо специально задержал управляющий работницу перепиской какого-то прейскуранта, дожидаясь, пока кроме сторожа в конторе никого не останется.

Изложив свою программу, тут же перешел к действию: повалил растерявшуюся Настю на черный кожаный диван под портретом самого министра промышленности — господина с насупленными строго бровями и голубой муаровой орденской лентой через плечо.

Насте удалось высвободить руку и, нащупав на столе что-то увесистое, нанести нападавшему удар в висок. Дырокол немецкой фирмы «Вромлей» рассек царапиной розовую пухлую щеку Осипа Карловича, кровь брызнула на желтую Настину блузку.

— Шлюха! Тварь, девка… — Продолжал кричать господин Штандартов, зажимая платком порез, хотя непокорной секретарши уже и след простыл.

Настя мчалась куда глаза глядят, думая. что убила управляющего насмерть. Всю ночь она пряталась на задворках, а утром, подкараулив Игнатия Прокловича, рассказала ему о случившемся. Вернувшись с работы, он увел Настю к себе и, смеясь и кашляя, рассказал о том, какой на фабрике переполох вышел: некий злоумышленник, пробравшись ночью в контору с целью похищения каких-то важных чертежей, застал там заработавшегося господина Штандартова и нанес ему в дерзкой схватке телесные повреждения. Такая вот версия получилась. Штандартов в героях ходит. Сторож наказан… Но Осип Карлович вам дерзости не простит, и не мечтайте.

— Выходит, в контору мне возврата нет?

— Ну, сходить надо бы, бумаги забрать и жалованье… — Вздохнул инженер, пощипывая бороденку. — Только житья там у вас теперь уж точно не будет… И не знаю, что посоветовать… — Он посмотрел на девушку такими ласковыми и жалобными глазами, что она ободряюще улыбнулась и погладила жиденькую, перекинутую от уха до уха прядь.

— Ничего не советуйте, Игнатий Проклович. Пора мне и самой умом пораскинуть.

Глава 7

Тем же вечером сидела Настя совсем в другой комнате — сладкопахнущей и нарядной той жалкой нарядностью, что всегда возникала в воображении Насти от слов «слезных» романсов: «Не уходи, побудь со мною, здесь так уютно, так светло…» или «Наш уголок нам никогда не тесен».

Малиновый, покрытый кокетливыми фестонами абажур придавал ощущение сиропной сладости оборочкам, рюшечкам, кружевцам, украшавшим занавески, скатерки, салфеточки на резном буфете, комоде, тумбочках и большой кровати, теснящихся в душном пространстве. Розовый свет падал на лицо сидящей в качалке женщины, делая представление о ее возрасте совершенно неопределенным.

— Запомни, Настя, качалка в этом деле всенепременно необходима. Ему, господину-мужчинке, значит, хочется после всего этаким фертом себя выказать — сигарку дорогую в качалке выкурить или рассказать что-то о своих государственных доблестях. Он воркует, а ты, подперев щечку рукой, в глазки ему так преданно заглядываешь и говоришь — «Пуще всех тебя почитаю, голубь мой ясный, потому ты не только полюбовник и господин всех дум моих, но и государственная голова — ум широчайших масштабов».

— Ах, Матильда, до качалок мне далеко. Мать здесь весь район обстирывает — из последних сил спину гнет. А я и гроша заработать неспособна… Словно кто меня проклял — за что ни возьмусь — одна беда.