Фанни Борден вернулась в свой особняк вместе с мужем — пожилым, мрачным господином, ведущим замкнутый образ жизни. Известный французский профессор-математик отчаянно ненавидел «пруссаков», затевал скандальные дискуссии с гостями жены, представлявшими «космополитическое общество». Отстранив «зануду-мужа» от участия в вечерах, Фанни нашла этому изящное обоснование.

— Анри не станет мешать нам веселиться. По характеру он отшельник, но душой ученого и гуманиста понимает, как дорога теперь минута вырванного из пасти войны веселья. — Щебетала Фанни, навестив Эжени. — Знаешь, что этот удивительный человек сказал мне? «Накупи себе побольше красивых „перышек“, моя птичка. Чтобы распевать в такое время беззаботные песенки необходимо особое мужество».

— Видишь? — Фанни покрутилась перед подругой, демонстрируя платье нового фасона, имитирующего линии военной амуниции. — Я стараюсь вовсю. Два раза в неделю у меня благотворительные концерты в пользу военных сирот. И никаких отказов, — ты будешь петь завтра же! Будешь, Эжени! Я уже рассказала всем, что готовлю потрясающий сюрприз.

— Может, ты потрудилась составить для меня программу?

— Ах, это все равно! Ты только появись, — и бедные сиротки получат к Рождеству вкусные подарочки… Да, хотела поинтересоваться, — как твой американский дружок, не собирается ли навестить нас?

— И не вспоминай о нем больше… Я окончательно порвала с мрачным прошлым. Пару недель назад посетила Париж — приоделась к осеннему сезону. И, знаешь, никаких «армейских» штучек — сплошь бархаты, парча, сумасшедшие меха и восточные расписные шелка — роскошь, моя дорогая, совершенная роскошь! — Эжени нахмурила лобик. — Ладно, дорогая, считай. ты меня уговорила. Я ведь тоже мечтаю о малютке…

Фанни подозрительным взглядом окинула фигуру молодой женщины.

— Надеюсь, в отдаленной перспективе?

— О, естественно, в законном браке, милая мадам Борден. И никак иначе. — Засмеялась Эжени.

— Ну, тогда слушай! — Фанни приблизила к подруге загадочное лицо. — Не умею хранить секреты, простодушна, как дитя… Завтра у меня будет некий господин из Сербии. Ведет себя страшно таинственно. Но для меня уже все про него разузнали — Иордан — отпрыск старинного сербского рода, холост, ненавидит австрийцев и немцев. Кажется, потерял брата сразу после начала войны и намерен мстить… — Фанни закатила глаза. — Ах, я именно так воображала мстителей — загадочен, красив, как принц, всегда в черном, молчалив и ни за кем не ухаживает! Представь, я решила показать ему тебя…

— Идея неплохая, дорогая моя. Я тоже не симпатизирую германцам, и не смотрю, как ты знаешь, ни на одного мужчину.

— А господин Доктор? Я все помню! — Насмешливо погрозила пальцем Фанни.

— Фи! Он нужен был лишь как ширма, чтобы отвязаться от прочих домогательств. Не думаешь же ты всерьез, что у меня такой паршивый вкус?

— Глупышка! Я-то лучше всех знаю — мадам Алуэтт не по зубам здешним сердцеедам. Вот Йордан Черне — это совсем другое дело. Поверь, я что-то смыслю в романтических флюидах.

…В салоне Фанни как всегда блистали знаменитости со всего мира. К тому времени, как появилась Эжени, очевидно, споры о войне уже не раз выходили за рамки обычной светской болтовни.

— Все, господа! Объявляю условие: кто первый заговорит об этой проклятой войне, будет оштрафован. — Объявила Фанни. — Мы собрались здесь, цивилизованное интернациональное общество, чтобы прийти к взаимопониманию хотя бы в двух вопросах: дамы нынешней осенью особенно прекрасны, а сироты нуждаются в нашей помощи.