Эжени скомкала листок.

— Неужели ты думаешь, что я вернусь туда? Вы оба растоптали меня. Вы хуже, чем обезумевший фанатик Альберт. Вы сделали из меня продажную девку, а теперь ждете, что я стану убийцей… Как же я ненавижу вас! — Эжени почти кричала, сжимая кулаки и отступая к двери. Заплакал проснувшийся ребенок.

— Ну, вот и все. Возьми сына и уходи. Наши пути разошлись. — Глядя на пылающую гневом Эжени, Хельмут печально покачал головой. — Нет, ты не поняла, Джен, что дважды предала меня, — как честного человека, исполняющего свой долг, и как мужчину, целиком доверившегося тебе… Ты завладела мной, заставив полюбить себя…

Я не стану ждать суда и приговора, нет. Как офицер разведки и как сын своего отца, я должен смыть свой позор сам… Не стоит надеяться, что кто-то из моих сподвижников сумеет понять, почему я целый год делил свою постель, свои мысли, сомнения и планы с вражеской шпионкой. — В долгом взгляде Хельмута металась бесконечная тоска. — Никто не поймет, как я любил тебя, Джени… А теперь — прогоняю из своей жизни… Прощай.

Его тело напряглось, сдерживая порыв броситься к застывшей у порога женщине. Тяжело опустившись на стул, Хельмут закрыл лицо ладонями. Он так и не пошевелился, не поднял глаз, пока Эжени, забрав сына, не вышла из комнаты.

Он слушал, как затих ребенок, как завелся мотор, хлопнули двери и машина тронулась. Руки Хельмута изо всех сил сжали голову, почти до крови впились в кожу. Но он не кинулся вслед, не закричал, моля их вернуться. Он остался сидеть, пока не затих шум удаляющегося автомобиля, а потом медленно пододвинул к себе тяжелый «манвихер»…

Глава 26

…Эжени окаменела. На полной скорости автомобиль несся на восток.

— Можем опоздать, если я не сумею сразу выбраться к вокзалу. Я плохо знаю Сарагосу, а поезд стоит там минут пять. Зато до французской границы чуть более ста километров.

— Курт, остановитесь! Мы должны вернуться обратно. Умоляю, скорей!

— Извините, мадам. Поздно. — В жесткой интонации Вернера стал особенно заметен немецкий акцент.

— Скорее назад, — или я придушу тебя! — Эжени вцепилась в горло Курта, машина резко вильнула и остановилась. Освободившись из цепких рук, Курт повернул к ней мрачное, спокойное лицо.

— Не надо истерик, мадам. Человек, любивший вас, был истинным патриотом и настоящим офицером. Он мог пойти на хитрость, чтобы избавить Родину от позора вандализма. Но он никогда не был трусом. Хельмут фон Кленвер сумел уйти из жизни так, чтобы его сына и отца не коснулся позор.

…Посадив Эжени в экспресс «Мадрид-Париж», Курт коротко сказал:

— Я выполнил то, что завещал мне друг. Если бы вы были мужчиной, я, не задумываясь, пристрелил бы вас.

…Она сидела у окна пустого купе, глядя, как уносятся в ночь огни большого города. Эжени ничего не чувствовала, кроме огромной пустоты, от которой не было избавления.

— Мадам, ваш малыш так кричит… Может, стоит его покормить? В дороге не вредно лишний раз побаловать ребенка приятной трапезой. — Пожилой контролер, проверив билеты, игриво подмигнул, глянув на пышный бюст молодой матери.